Опасный маскарад - Вирджиния Браун Страница 35

— Значит, вот кто терроризировал моих солдат и похищал мои деньги?

— Ваши деньги? — Кейд насмешливо взглянул на него. — Мне казалось, что эти деньги вами отняты у беззащитных пеонов…

Удар прикладом в спину прервал его иронический монолог.

— Пусть он продолжает, — снисходительно бросил охраннику дон Луис. — Мне любопытно узнать, почему он защищает нищих бездельников и лентяев.

— Вы неверно истолковали смысл моих слов, — сморщился от боли Кейд. — Я не столько защищаю батраков, сколько недоумеваю по поводу присвоения вами налогов. Ведь собранные деньги следовало бы передать мексиканскому правительству, а не прикарманивать их!

— Молчать! — вскрикнул разъяренный дон Луис, гневно сверкая глазами. Он велел охраннику выйти из кабинета и, когда тот затворил за собой дверь, тихо спросил у Кейда: — Какие у вас имеются основания так говорить, сеньор Альварес?

— Рад слышать, что вы больше не называете меня Мстителем, — отозвался Кейд. — О том, что вы присваиваете казенные деньги, известно всему городу.

— Но вы не отрицаете, что являетесь Мстителем? — прищурившись, спросил алькальд.

— Как я могу отрицать то, чего никогда не утверждал? — пожал плечами Кейд.

— Да, я слышал, что им хвастливо назвалась молодая дама, задержанная вместе с вами ночью, — проговорил дон Луис. — Она даже вызвалась продемонстрировать моим солдатам свое умение обращаться со шпагой. Вероятно, надеялась, что я буду более снисходителен к ней, чем к вам. В таком случае она заблуждалась. Или это вы уговорили ее оговорить себя?

— Не лучше ли вам спросить ее об этом лично? — предложил Кейд.

— Она уже была подвергнута допросу, сеньор, — не моргнув глазом заверил алькальд. — И заявила, что вы принудили ее наговорить о себе кучу глупостей. Мне искренне жаль несчастную сеньориту, попавшую под ваше дурное влияние. Горькие слезы раскаяния пошли на пользу ее милому личику.

Кейду внезапно вспомнилось, как однажды Лора поклялась, что отплатит ему за оскорбление, нанесенное им ей, и он поверил лживым словам дона Луиса.

В следующий момент в кабинет ввели по распоряжению алькальда Лору и Филиппа Аллена. У Лоры было какое-то странное, отсутствующее выражение лица и блуждающий взгляд. Она отвечала на поставленные ей вопросы запинаясь и не глядя на Кейда. Слушая ее ответы, он лихорадочно соображал, как ей так ловко удалось заманить его в ловушку. Откуда она узнала маршрут его ночной прогулки? Кто ей его подсказал? Будь прокляты ее золотистые волосы и глаза, которым он поверил! Теперь он расплачивается за свою самонадеянность, стоя перед ней в кандалах. Она же лжет, опираясь на руку своего влиятельного отца-дипломата, и даже не смотрит в сторону того, кого бессовестно оклеветала! Какое низкое коварство!

Кейд не был бы столь суров к Лоре в своих суждениях, если бы знал, что она не отдает себе отчета в словах и даже не осознает смысл задаваемых ей вопросов. Более того, она не узнала Кейда в закованном в цепи арестованном человеке. У нее болела голова, а перед глазами все плыло, после того как она отведала кофе со сливками, который приготовила для нее Серита. Теперь она лишь с недоумением осматривалась по сторонам, пытаясь понять, зачем ее доставили в чужой дом и чего от нее хотят. Успокаивало только то, что рядом с ней находился отец.

Вероятно, решила Лора, они куда-то отправились на пароходе. Потому-то у нее и возникло ощущение постоянной качки — что-то вроде морской болезни. Лора крепче вцепилась в руку отца, скользнула невинным взглядом по незнакомцу, задававшему ей вопросы, и попросила:

— Позвольте мне прилечь, мне дурно. Я согласна со всем, что вы тут говорили.

Филипп Аллен обнял дочь за плечи и увел из кабинета, нашептывая ей на ухо утешительные слова и обещая, что она скоро ляжет в свою постель и отдохнет.

Едва лишь дверь за американским посланником и его дочерью закрылась, дон Луис продолжал свой допрос:

— Надеюсь, что теперь вы не станете отпираться, дон Никола? Я предвидел, что вы не сразу сознаетесь в преступлениях, которые совершили под маской Мстителя, и заранее пригласил сюда сеньора Аллена с его дочерью, чтобы устроить вам с ней очную ставку.

— Как предусмотрительно с вашей стороны, — съязвил Кейд. — И сейчас я, по-вашему, брошусь к вашим ногам и буду умолять меня пощадить?

— Разумеется, — уверил его алькальд. — Впрочем, ничто не поможет, исход предопределен. — В глазах дона Луиса вспыхнули дьявольские огоньки, он развел руками и подкупающим тоном добавил: — Вероломство женщин порой изумляет, не правда ли, дон Никола? Я вижу по выражению вашего лица, что слова прекрасной сеньориты Аллен повергли вас в уныние. Вам надлежит подписать признание. И тогда, возможно, я проявлю к вам снисхождение.

— Вы хотите сказать, что, если я оговорю себя, меня не повесят, а расстреляют? — иронически спросил Кейд. — Так вот, повторяю: я не Мститель! Вы заблуждаетесь, дон Луис.

— Видимо, вам требуется время на размышление, сеньор Колдуэлл. Надеюсь, что мои люди сумеют помочь вам улучшить свою память, — продолжал алькальд. — К сожалению, условия содержания арестованных у нас пока оставляют желать лучшего. А манеры стражников далеки от светских и порой даже удручающе грубы. Однако я искренне надеюсь, что вы проявите благоразумие и не станете провоцировать их на грубость.

— Разумеется, нет, ваше превосходительство, — с иронической улыбкой ответил Кейд. — Но чутье подсказывает мне, что мое хорошее поведение ничего не изменит.

— Вы продолжаете поражать меня своей проницательностью, — подтвердил алькальд и, подойдя к двери, крикнул капитану Гарсиа: — Отведите нашего гостя в камеру! И окружите его своим вниманием. Как только он изъявит желание покаяться, немедленно дайте мне знать.

Зловеще сверкнув глазами, капитан Гарсиа четко произнес:

— Слушаюсь, ваше превосходительство! — Он дважды хлопнул в ладоши. — Стража! Взять его!

В последующие дни Кейд узнал, что капитан очень изобретателен. Хосе Гарсиа же имел возможность убедиться в редком упрямстве своего пленника. Кейд упорно хранил высокомерное молчание и стойко терпел побои и пытки. Сколько бы его ни били кнутом и ни держали, привязав к столбу под палящим солнцем, он лишь скрипел зубами и мрачно ухмылялся, выражая тем самым свое презрение к мастерам заплечных дел.

И чем яростнее охаживал его кнутом Гарсиа, отчего на спине арестанта вздувались кровавые рубцы, тем пронзительнее становился его презрительный взгляд, ранивший самолюбие Хосе. Истязая выходца из богатой аристократической семьи, капитан вымешал на нем всю свою ненависть и зависть, брал своеобразный реванш за унижения, которые испытывал в детстве от богатых землевладельцев. Сын бедняка, Хосе люто возненавидел праздных бездельников, тративших только на одну пышную фиесту сумму, превышающую годовой заработок двадцати батраков. В юности он задался целью разбогатеть любым путем и, обретя относительно высокое общественное положение, стал смотреть на крестьян свысока. Занимая должность капитана личной охраны алькальда, Хосе Гарсиа внушал простым смертным страх и трепет, а потому не мог терпеть презрения, с которым относился к нему пленник.