С первого взгляда - Даниэла Стил Страница 34

«Дорогая мадам О’Нилл!

Меня совершенно обескуражил Ваш непомерно щедрый подарок. Он прекрасен, хоть я его никак не заслужил. Очень рад, что операция прошла благополучно, и надеюсь, что никаких осложнений после нее не возникло и что Вы быстро поправляетесь. Буду думать о Вас, когда буду надевать часы, я их в высшей степени не достоин, но буду носить с удовольствием. Надеюсь, у Вас все хорошо.

Искренне Ваш

Жан-Шарль Вернье».

Какое формальное письмо… И все же Тимми было приятно, что часы ему понравились. Она не могла понять, почему письмо такое сухое, – оттого ли, что он писал по-английски, или сознательно этого хотел. Письмо своей чопорностью так отличалось от их бесед в клинике, когда он сидел возле ее кровати или забегал проведать после званого ужина. Она хорошо помнила все, что он говорил о семейной жизни. Как непоколебимо верил, что в браке нужно мириться с разногласиями и разочарованиями. Ей тогда хотелось спорить с ним, но она не могла, слишком мало его знала. Но чувствовала, что в его семейной жизни не так все просто. Ей хотелось прочесть между строк, о чем он думал, когда писал письмо, проникнуть в его мысли. Кто она для него – не более чем богатая американка, у которой случился приступ аппендицита в Париже и ей пришлось делать операцию, а потом она подарила ему дорогой подарок, который для него ничего не значит? Или их доверительные разговоры все же не прошли для него бесследно? Господи, какая же она глупая, ну какое все это имеет значение, зачем она огорчается, что письмо такое холодное? А чего еще она могла ждать? У нее нет решительно никаких прав на что-то надеяться, это она должна крепко-накрепко запомнить. Он ее врач, более того, – он женат. И вдруг Тимми задала себе вопрос: а зачем она подарила ему часы – в знак благодарности или желая найти дорогу к его сердцу? Она больше не доверяла себе, не доверяла своим чувствам по отношению к нему. Может быть, ее побуждения были не так бескорыстны, как ей представлялось? Но если и так, она все равно знала, что целится не в ту цель. Она совершенно не интересует Жан-Шарля как женщина. Это ясно как день. Но ведь она ждала этого от него, ей этого хотелось? Она строго спрашивала себя и не находила четкого ответа. Жан-Шарль красив, корректен, элегантен, женат, имеет троих детей и живет в стране, где люди редко разводятся, тем более что он сам противник разводов. Да, он держал ее за руку, перед операцией и во время операции, слушал рассказ о ее жизни и о бедах, которые выпали на ее долю, но в конце концов он всего лишь женатый француз, доктор, приславший ей несколько сухих слов благодарности на открытке с видом солнечного заката над гладью океана. И все это ничего не значит, он и не хотел, чтобы значило.

Если здраво рассудить, Тимми для него очередная пациентка, не более того. Просто она решила, что доверительные разговоры имели необычный, глубокий смысл. Но даже если так, Жан-Шарль не потерял голову. Она внушала себе, что в своем письме Жан-Шарль просто хотел поблагодарить ее и именно это и сделал. Сама не зная почему, она захотела ему ответить. Поставила открытку на стол и стала на нее глядеть, словно открытка с ней разговаривала и произносила слова, которых Жан-Шарль не осмелился написать, да и никогда не осмелится. Да что же это такое, что она выдумывает? Письмо со словами благодарности, только и всего. Конечно, конфузно было осознать, что она влюбилась в доктора-француза, – если и в самом деле влюбилась. Она не признавалась в этом себе, когда он каждый день приходил навещать ее и часами беседовал с ней. А сейчас вдруг прозрела, что для нее это были не просто визиты доктора и приятные беседы с ним, но как она могла допустить такое? Нафантазировала бог весть что на пустом месте, влюбилась, как девчонка, а на самом деле ничего и не было. И он очень ясно это показал, благодаря ее в письме за подарок. Единственное, что казалось странным, это открытка. Закат над океаном… он словно взывал к ней, хоть она и понимала, что это всего лишь ее воображение, ничего другого и быть не могло. Просто ей очень хотелось так думать.

Нет, Тимми не может ему написать, да ничего писать и не надо. Ответить на такое письмо – значит поставить себя в неловкое, неприятное положение, он наверняка подумал бы, что она не в себе. Она подарила ему часы, он ее поблагодарил. Открытка красивая, ну и что из того? Она ровным счетом ничего не значит. И уж тем более это не послание в бутылке. Короткое официальное письмо со словами благодарности от парижского доктора, который взял ее под свою опеку, когда она там заболела. Тимми прочла открытку в последний раз, ничего не прочла между строк и поняла, что ничего там и не должно быть. Взглянула в последний раз на снимок с закатом, сказала себе, что она идиотка, и бросила открытку в мусорную корзину. Ее поблагодарили – учтиво и официально. Что бы она ни чувствовала к Жан-Шарлю, пусть даже сама о том не зная, все исчезло, как ее аппендикс. Она чуть не засмеялась вслух над своей глупостью, надеясь, однако, что он не подумал, будто она с ним флиртует. А если и флиртовала? Неужели это так уж глупо? Увы, да, призналась самой себе она, и как раз в эту минуту в кабинет вошла Джейд и сразу же увидела, какое у Тимми растерянное лицо.

– Что-то случилось?

Она хорошо знала Тимми.

– Нет-нет, что ты, – запротестовала Тимми, пытаясь убедить не столько Джейд, сколько себя.

– Следующая встреча здесь. Это маркетологи, ты просила Дэвида пригласить их. Они пришли на пять минут раньше. Как ты хочешь, чтобы я их задержала, или пусть войдут, ты готова?

Тимми заколебалась, борясь с непреодолимым желанием достать из мусорной корзинки открытку с закатом. Глупо, смешно, и она это понимает. Она не может себе позволить даже думать о Жан-Шарле и не позволит. Но на какой-то безумный миг ее охватила мучительная потребность увидеть его, вернуть то время, когда они часами разговаривали друг с другом. Нет, она сошла с ума. Пусть открытка так и останется в мусорной корзинке. Тимми пристально посмотрела в глаза Джейд, стараясь сосредоточиться на том, что она говорит ей.

– Проси их, – сказала она, и Джейд вышла из кабинета, а Тимми снова вернулась мыслями к письму, которое он ей написал. Письму, в котором парижский доктор просто благодарил ее. Только официальная благодарность в нем и была, ничего другого просто и быть не могло. И главное: Тимми была уверена, что все это пустяк и ровным счетом ничего не значит ни для него, ни для нее.