Дом ее мечты - Кэролайн Андерсон Страница 33

– Я не мог, прости. Мне и сейчас очень сложно об этом говорить. Очевидно, когда убили мою мать, я еще не разговаривал. Я заговорил только в три года – или, как решили в полиции, что мне около трех, хотя возможно, я был младше. У них была карта роста, по которой в два года рост ребенка соответствует половине роста во взрослом состоянии, а я не соответствовал, пока мне не исполнилось два года и пять месяцев, так что, когда они меня нашли, я мог быть младше, чем они подумали.

– И возможно, еще не разговаривал тогда.

– Нет. Я молчал, Джорджи. Я не плакал, не смеялся, не лепетал. Я не произносил ни звука – и, говоря Джошу «Тсс», возможно, я повторял то, что когда-то говорила мне моя мама, пытаясь уберечь от убийц. Возможно, оказавшись с Джошем в замкнутом пространстве, я вновь вспомнил тот эпизод. Я долго не мог говорить, помня о том, как когда-то в детстве я старался не издать ни одного лишнего звука, лишь бы не привлечь внимание убийц.

Бедный, бедный малыш. Джорджия медленно покачала головой, теребя его руку. Ее сердце ныло. О, Себастьян…

– И что случилось после того, как тебя нашли? Куда тебя отправили?

– Меня усыновила новая семья. Я сразу же оказался в их доме, и они приложили максимум усилий к тому, чтобы я вырос достойным человеком. Родители хотели вырастить из меня нормального человека, но они мне ничего не рассказывали. Все эти годы я рос с мыслью, что я их ребенок, празднуя свой день рождения, который в действительности не был моим. И затем передо мной возникла огромная пропасть, пустота. Оказалось, что все, во что я верил и что знал, мне не принадлежит. Чувство безопасности и уверенности тут же оставило меня. Потом я узнал, что родители и дальше продолжали бы скрывать от меня всю правду, потому что они не чувствовали в себе достаточно моральных сил для такого сложного объяснения.

Джорджия сжала его руку.

– Твои родители не лгали тебе, Себастьян. Они лишь хотели для тебя самого лучшего.

– Я знаю. Я знаю это, и я знаю, что они любят меня и не хотят мне вреда. И я тоже люблю и благодарю за все, что они для меня сделали. Но я не их сын, а думал иначе, и от этого больно. Если бы они сказали мне правду изначально, что моя мама умерла, что они не знают, кто она, то тогда мне бы не пришлось пережить то, что я пережил.

– И когда же ты узнал тайны своей семьи? Это было в тот самый момент, когда ты так сильно изменился? Тебе ведь тогда было всего двадцать лет?

Себастьян кивнул:

– Да. И, узнав всю правду, я закрылся ото всех.

– Почему ты мне ничего не рассказал? – спросила Джорджия, шокированная тем, как долго он носил все это в себе. – Себастьян, почему ты не рассказал? Ты должен был мне довериться. Я бы смогла тебя понять.

– Потому что я не хотел ничего менять. Я чувствовал, что ты – единственный человек, принимающий меня таким, каким я был на самом деле. Ты ничего от меня не скрывала, у тебя не было обязательств передо мной, и я боялся, что, если я скажу, все сразу изменится. И этот дом я купил только потому, что время, проведенное в нем с тобой, было самым лучшим в моей жизни.

Себастьян посмотрел на Джорджию с нежностью.

– Я влюбился в тебя там, на нашем первом свидании, когда ты меня привела в этот дом, чтобы показать его.

– Но мы просто гуляли!

– Нет, это было свидание, Джорджи. Я знал, что Джека нет дома, а ты всегда проявляла ко мне дружелюбие. Накануне стала известна вся правда о моем усыновлении, и мне нужно было отвлечься, убежать от своих тягостных мыслей. И тут я встретил тебя – в узкой футболке и шортах, – и когда ты предложила покататься на велосипедах, я был очень рад.

– Это была просто прогулка на велосипедах.

– Нет. Ты показала мне свой секрет, открыла мне свои мечты, поделилась своими фантазиями. Помнишь, как мы вместе начали фантазировать? Неприятные мысли постепенно уступали место спокойствию. Общение с тобой было для меня спасением. И через несколько недель дом стал нашим миром, безопасным местом, куда я мог прийти. И тогда у меня появилась самая главная мечта – разбогатеть, купить этот дом и привести сюда тебя. Здесь мы смогли бы основать нашу династию, и у меня бы появилась настоящая семья, моя кровь и плоть.

Джорджия дотронулась до его щеки, вытирая остатки их слез.

– Тебе следовало обо всем мне сказать, Себастьян.

Он отвернулся, и Джорджия высвободила руку.

– Я знаю, но я не хотел ничего менять. Ты все знала про свою семью. Ты похожа на своих родителей. Ты – их часть, они – часть тебя. У меня было иначе. В моей семье я – единственный усыновленный ребенок. Нет сомнений, что Мэт и Энди родные братья, и я чувствовал себя чужим в своем доме. Для меня моя личность, мои корни, даже моя национальность навсегда останутся загадкой. Я – кукушонок в чужом гнезде, Джорджи, и я никогда не забуду, как много мои родители сделали для моего спасения. Но все же они должны были сразу рассказать мне правду.

– У них были причины, чтобы скрывать ее от тебя. Может, они думали, что это еще больше тебя ранит. Ты был совсем маленьким – в этом возрасте какие-либо воздействия на психику могут иметь ужасные последствия. Они хотели тебя предостеречь.

– Я знаю, разумом я все понимаю, но не чувствами. Вдруг выяснилось, что я чужой своей семье, только представь, Джорджи. Это меня убило. И я обнаружил документы из полиции и документы об усыновлении, это было так ужасно. Как я мог тебе рассказать? Я не хотел вызвать у тебя неприязнь и отвращение.

– Отвращение? Какая глупость!

– Я не мог знать, Джорджи, что ты отреагируешь именно так. Моя настоящая мать могла быть кем угодно – проституткой, наркоманкой и даже убийцей.

– Она была чьей-то дочерью, – сказала Джорджи, которая все еще не могла поверить, что Себастьян настолько боялся ее отчуждения. – Кем бы она ни являлась, она не заслужила смерти. Сколько лет ей было?

Себастьян пожал плечами:

– Двадцать, может, меньше – в полиции сказали именно так.

Глаза Джорджии вновь наполнились слезами.

– Бедная, бедная девочка. Должно быть, она так испугалась! И должно быть, она тебя так любила – она пыталась защитить тебя, закрыв в кабинке общественного туалета. Убийца бы не смог до тебя добраться, не привлекая к себе внимания. Твое спасение стоило ей жизни.

Себастьян медленно соглашался с каждым словом Джорджии.

– Да, это так. А я три года ненавидел ее, думая, что она недостаточно меня любила, позволив отдать другой семье. Почему? Я был мерзким ребенком! Когда мне открылось действительное развитие событий, я захотел знать все о моей настоящей матери. Но до сих пор все мои поиски информации о ней ни к чему не приводили.

– А ДНК? – спросила наконец Джорджия, начиная постепенно чувствовать почву под ногами. – Я знаю, что много информации это не даст, но можно выяснить, откуда ты родом.

– Моя родина – Северная Европа. Возможно, Англия. Больше нет никаких сведений. И если никто не искал, то след потерялся, и я никогда не узнаю, кем она была и кто я. И это самое ужасное. Я ничего не знаю о том, кто я, – ни имени, ни места, ни даты рождения, ни даже национальности. Только догадки.