Абрикосовый мальчик - Людмила Леонидова Страница 32

День был какой-то особенный.

Первой появилась Татьяна. У нее был настоящий богемный вид: коричневый шелковый блузон с широкими рукавами реглан и плиссированная юбка-брюки, только входившая в моду.

– Если мама будет звонить, передай ей, что я сегодня не приду, мы с Лариком уезжаем в дом отдыха, – заталкивая в дорожную сумку вещи, кинула она на ходу Клаве. – Там собирается вся его компания, на велосипедах кататься.

– Какие велосипеды? – узнав позже, возмутилась Любовь Михайловна. – Ему же сто лет, он шейку бедра сломает, Татьяна потом его до дома не донесет.

Бывшая балерина именно в тот день казалась необыкновенна хороша собой. «Просто до невозможности красива», – отметила про себя Клавочка.

На днях подруга привезла ей из Парижа вечернее платье, за которое Любовь Михайловна отвалила кучу денег. На эти деньги можно было целой семьей прожить полгода.

– Известная фирма, теперь все француженки предпочитают покупать только в ней, – слушала Клава разговор двух приятельниц, вытирая пыль в гостиной. – Сама знаешь, сколько могут стоить такие вещи.

– Да, только...

– Что только?

– Слишком молодежное, кажется, мне не по возрасту. Весь вверх прозрачный и руки тоже. Я предпочитаю рукава досюда. – Она показала подруге, чуть ниже запястья. – Понимаешь, почему?

– У тебя прекрасные руки, любая девушка позавидует: гладенькие, без единой складочки, а главное, у тебя тело тренированное, мышцы, ничего нигде не висит.

Клавочка, положив на буфет тряпку, которой только что смахивала пыль, с удивлением осмотрела свои руки: она впервые услышала, что руки должны быть какими-то особенными. У нее самой руки полные, даже ямочки на тыльных сторонах ладошки, «завязочки», как в детстве называла их мама.

– К такому платью и меховая пелерина, и прозрачный шарф, все подойдет, – продолжался разговор подруг. – Только специальный лифчик должен быть.

– Есть, – тяжело вздохнула Любовь Михайловна, видимо, решив, что все же приобретет последний парижский шик, даже несмотря на то что руки и грудь будут выставлены напоказ.

– Тогда вперед, меряй!

Балерина приложила платье к себе и, словно девушка, покружилась в нем.

– Ой, Любка, в нем любовников можно заводить!

В день, который показался Клавочке с самого утра каким-то особенным, Любовь Михайловна решила обновить наряд.

– Помоги мне одеться, пойдем в спальню, – позвала хозяйка Клаву.

Любовь Михайловна не оставила давнюю театральную привычку примы иметь помощницу для одевания. Впрочем, Клавочке и самой нравилось подбирать и копаться в красивых дорогих вещах состоятельной женщины.

Они поднялись в роскошную спальню. Спальным гарнитуром из белой карельской березы, присланным в подарок академику, Любовь Михайловна очень гордилась. Он состоял из зеркального гардероба, трюмо, прикроватных тумбочек, двух кроватей, одна из которых всегда пустовала. Клаве не приходилась еще ни разу менять на ней постельное белье. Ученый предпочитал спать у себя в кабинете, на диване, под клетчатым шерстяным пледом. В спальне обе кровати были застелены одинаковыми мягкими шерстяными одеялами из верблюжьей шерсти. Взбитые пуховые подушки в белых наволочках с кружевами ришелье и такими же пододеяльниками прятались под китайскими шелковыми покрывалами.

– Сначала подай вон тот лифчик, – подсказала балерина, обнажившись перед девушкой. – Видишь, он специальный, без бретелек, под вечернее открытое платье. – Ей нравилось учить Клаву, объяснять, что с чем сочетается, какие вещи гармонируют в туалете между собой.

Бюстгальтер, выбранный артисткой, выглядел игрушечным, с крохотными чашечками нулевого размера. При такой груди, думалось Клаве, балерина могла бы и вовсе обойтись без него. Но лифчик был так прекрасен: черный, с коронкой изящных кружев вокруг.

– А теперь подай новое платье.

Наконец-то Клавочка имела возможность по-настоящему разглядеть покупку хозяйки. Платье было роскошным. Узкое, черное, удлиненное, оно должно было подчеркивать все достоинства нестареющей фигуры балерины. С десяток маленьких пуговичек, обтянутых материалом, застегивались от шеи до самого пояса сзади. Креп комбинировался с прозрачным шифоном на рукавах и груди.

С мелкими, словно горошинки, пуговичками Клава справилась быстро, при этом подумав: кто же ночью, когда вернется хозяйка, поможет ей их расстегнуть?

– Кажется, все. – В зеркале отражался прекрасный облик неугасающей, блистательной женщины. Стоячий воротник и приподнятые по моде, чуть шире собственных плеч плечики завершали великолепный наряд.

– Пожалуйста, подай норковую пелерину, – вежливо попросила она девушку. – Ее нужно встряхнуть, и тогда ворс ляжет, как ему положено, ворсинка к ворсинке.

Дорогой мех взметнулся в воздухе и уютно, словно пушистый зверек, расположился на груди примы.

Свой парикмахер, свой массажист, и женщина за пятьдесят выглядит не больше чем на тридцать пять.

«Сколько же лет ее знакомому Роману?» – подумала Клавочка и решила: как раз столько, на сколько выглядит Любовь Михайловна.

Расправив сзади голубую норковую накидку, Клавочка посмотрела в окно, а потом с удивлением на хозяйку. Теплые осенние лучи солнца грели еще совсем по-летнему.

– Я сегодня еду на дачу к друзьям, – уловив ее мысль, объяснила дама. – Там будет прохладно. – И, словно ее в чем-то собирались уличить, сердито добавила: – Скажешь Арсению Антоновичу, пусть с Даной ужинают без меня, я останусь там на ночь. Да, и еще передай, что Ромочка благополучно долетел до Вены. А впрочем, я ему позвоню сама.

– До Вены? – Клавочка, всплеснув руками, присела на стул. Она когда-то играла «Венский вальс» Штрауса. Мелодия зазвучала у нее в голове. – Там, наверное, так прекрасно! – мечтательно произнесла девушка.

– Не знаю, именно там, в Вене, не приходилось бывать. В Париже, в Лондоне, в Милане... там я блистала. А Ромочка на языковой практике, – широкой кисточкой нанося макияж, проговорила дама. – У него второй язык немецкий.

– На практике, – с придыханием повторила девушка.

– Даночке скажи, что долетел благополучно. – Да, скажи ей, чтобы последний раз брала мои туфли. Вот мне сейчас что прикажешь надеть к этому платью?

– Может быть, коротенькие ботики?

– Не ботики, – поморщилась хозяйка, – сапожки.

– Конечно-конечно, сапожки. – Согнувшись, девушка залезла в нижний ящик гардероба и вытянула блестящую лаковую коробку с изящной обувью. Короткие сапожки на шпильке, из замши, комбинированной с лаком, и кнопочками на боку, идеально подходили к платью.