Лола и любовь со вкусом вишни - Стефани Перкинс Страница 30

– Хочешь сказать, она сделала это назло, потому что она сучка. – Я поражаюсь силе собственной ярости.

– Знаю, это выглядит именно так, но на самом деле нет. И да… – Крикет качает головой. – Мы так долго были вдвоем. Карьера не слишком помогла Кэл в обычной жизни. Она боялась остаться выброшенной на обочину. Да и я тоже виноват, что позволил ей устроить все это перед самым отъездом, потому что сестра – это все, что у меня есть.

Нет! Не все.

Парень разглядывает свои руки. Какое бы слово он там ни написал, оно уже почти стерлось. Осталась только черная полоса.

– Лола, ты была единственным человеком, которого я хотел видеть тем вечером. Я сходил по тебе с ума и не знал, что делать. Я пребывал в ступоре. Я так много раз хотел взять тебя за руку, но… не мог. Одно-единственное движение казалось невозможным.

Теперь и я тоже разглядываю свои руки.

– Надо было ее тебе дать.

– Да. – Голос Крикета дрожит.

– У меня был для тебя подарок… и все такое.

– Уверен, он бы мне понравился… что бы это ни было. – Крикет произносит последние слова так, словно у него разбито сердце. И это разбивает мое. – У меня тоже кое-что было для тебя.

– В твой день рождения?

Как же это похоже на Крикета. Мое сердце заходится от боли.

– Я сделал механизм, способный курсировать между нашими окнами. Думал, будем отправлять друг другу письма или подарочки. Или что-то еще. Знаю, сейчас это звучит глупо. О таком мечтают лишь маленькие дети…

Нет! Вовсе не глупо.

– Я собирался закончить его к твоему дню рождения, но мне хотелось, чтобы он был совершенным, – продолжает Крикет. – По крайней мере, так я себе говорил. И затянул работу. Я все профукал. И все испортил.

Я отрываю краешек своего ролла с хумусом.

– Каллиопа все испортила.

– Нет, – покачал головой Крикет. – Она ничего бы не сделала, если бы я признался тебе в своих чувствах. Но я этого не сделал, даже когда узнал, что мы переезжаем…

– Ты знал о переезде?

Я шокирована. Не знаю почему, но эта новость ранит меня гораздо больше, чем предательство Каллиопы. Как он мог скрывать это от меня?

– Я не мог тебе сказать. – На Крикета жалко смотреть. Он буквально скукожился. – Думал, ты меня бросишь. И продолжал надеяться, что переезд не состоится, но в тот вечер родители все подтвердили.

Крикет ждет, пока я посмотрю на него.

И каким-то чудом мне удается с собой справиться, несмотря на смятение и грусть. Я больше не выдержу. Я хочу, чтобы он замолчал, но Крикет продолжает:

– Я только повторю еще раз. Чтобы между нами больше не осталось недопонимания. – Его глаза утопают в моих. – Ты мне нравишься. Ты всегда мне нравилась. Было бы большой ошибкой вернуться в твою жизнь и признаться в своих чувствах.

Теперь я плачу:

– Крикет… у меня есть парень…

– Знаю. Это дерьмово.

К собственному изумлению, я начинаю хихикать.

Крикет протягивает мне салфетку, чтобы вытереть нос:

– Прости. Я зря все это рассказал?

– Нет.

– Уверена?

– Да.

Пока я вытираю слезы вперемешку с потеками туши, у нас еще хватает сил на то, чтобы хохотать, но доедаем ланч мы в абсолютной тишине. Расстояние между нами как будто то сокращается, то увеличивается, то снова сокращается. Воздух под зеленым куполом секвойи гораздо теплей, чем предполагают. Голова пульсирует. «Ты всегда мне нравилась». Какой была бы моя жизнь, если бы я в этом не засомневалась?

Крикет все равно бы уехал.

«Ты всегда мне нравилась, ты всегда мне нравилась, ты всегда мне нравилась…»

Возможно, мы бы оставались на связи. И даже были бы сейчас вместе. А возможно, я бы потеряла к парню интерес. Может, я зациклилась на Крикете только из-за обиды? Ведь он был моей первой – и несостоявшейся – любовью. Или дело в нем самом?

Парень протирает рукой желтую кожицу яблока. Фейри. Искушение.

– Помнишь тот день, когда я смастерил тебе лифт? – внезапно спрашивает он.

Я отвечаю слабой улыбкой:

– Разве я могла забыть?

– Это был мой первый поцелуй.

Моя улыбка тут же увядает.

– Сейчас я стал лучше… – Крикет кладет яблоко передо мной, – целоваться. Просто чтобы ты знала.

– Крикет…

Парень перехватывает мой взгляд. На его губах играет грустная улыбка.

– Я не буду. Поверь мне.

Я сдерживаюсь, чтобы не расплакаться снова:

– Знаю.

Несмотря на возникшие сложности – ведь я осознала, что нравилась Крикету раньше, нравлюсь сейчас, да и никогда он не хотел меня унизить – по мере того, как мы идем по лесу, туманная дымка недосказанности между нами тает. Воздух чист и свеж. Неужели я такая эгоистка? И мне обязательно нужно чувствовать себя желанной? Мы уже едем в машине, когда мой взгляд вдруг останавливается на глазах парня.

Кажется, они голубые.

Того ошеломляюще голубого цвета, который невозможно не заметить, если такие глаза на тебя смотрят. Не зелено-голубые и не серо-голубые, просто голубые.

У Крикета они действительно такие.

И его смех. Я уже забыла, как с ним легко. Все четверо мы смеемся над какой-то глупостью, как это часто бывает от усталости. Крикет шутит и поворачивается проверить, смеюсь ли я, и мне хочется сказать, что он забавный, и что я счастлива быть его другом, и что он самый добрый из всех людей, кого я знала. И мне хочется прижать ладонь к груди Крикета, чтобы почувствовать, как бьется его сердце, проверить, там ли оно на самом деле.

Но мы не должны касаться друг друга.

Все снова хохочут, а я даже не знаю над чем. Крикет опять проверяет мою реакцию, и я зачем-то смеюсь. Его глаза радостно вспыхивают. Мне приходится опустить взгляд, потому что я слишком счастливо улыбаюсь в ответ. Я ловлю в зеркале заднего вида взгляды родителей. Они переглядываются так, словно скрывают от нас какой-то секрет.

Но они ошибаются. Это не секрет.

Я опускаю потяжелевшие веки. И мечтаю протянуть руку, чтобы коснуться руки Крикета. Только руки. Она осторожно, но крепко сжимает мою ладонь, и я ощущаю гладкость его кожи. Удивительное ощущение. Никогда не чувствовала ничего подобного.

Звук его голоса заставляет меня проснуться.

– Кто это там? – сонно спрашивает он.

Некоторые люди утверждают, что предчувствуют, если должно случиться что-то плохое. Незадолго до самого события. Вопрос Крикета повергает меня в необъяснимый ужас. Даже не знаю почему. Парень задал его абсолютно невинным тоном. Возможно, на меня так подействовало молчание родителей. На переднем сиденье царит оглушительная тишина. Как только машина останавливается напротив входной двери, я открываю глаза. Предчувствие меня не обмануло.