Любовь без преград - Моника Маккарти Страница 28

Роксборо, шотландский пограничный район, осень 1310 года

По спине у Джанет пробежал легкий холодок. Она с тревогой обернулась, но не заметила ничего подозрительного. Никто не обращал на нее внимания. Должно быть, это все из-за погоды.

Стоял жаркий осенний день, и солнце безжалостно нагревало ее черное одеяние из плотной шерсти, пока она высматривала в толпе, высыпавшей на главную улицу в базарный день, группу женщин из замка. Дамы запаздывали, но такое случалось и раньше, так что не стоило беспокоиться.

Во время ожидания Джанет коротко отвечала на вопросы сельчан, которые останавливались и интересовались ее товарами. Как удобно притворяться, что она говорит только по-итальянски или по-французски. Она улыбалась другим монашкам и монахам, которые привезли свои товары на рынок, и прислушивалась к разговорам деревенских жителей, делая вид, что не понимает их речь.

Обычно говорили о войне. Но с тех пор как Эдвард ввел свои войска в северные земли Шотландии прошлой весной, подобные разговоры стали реже.

— Еще один обоз с продовольствием пропал, — сказал один из торговцев в палатке позади Джанет.

Она насторожилась.

— Опять происки призраков Брюса? — спросил другой торговец благоговейным шепотом.

— Да, — ответил первый. — Они появляются, словно духи Валгаллы, из тумана, огнем и мечом уничтожают все на своем пути и снова исчезают во тьме. Это какая-то магия, — прошептал он. — Откуда они узнают, где находятся люди короля Эдварда?

Истории о таинственных воинах — «призраках Брюса» — распространялись в приграничных районах подобно пожару. Эти воины представали то дьяволами, то героями в зависимости от того, на чьей стороне был тот или иной человек. Но даже среди врагов многие испытывали благоговейный страх и восхищение, когда говорили о деяниях «призраков». Подобно легендам, эти истории приукрашивались при каждом пересказе. Но даже если бы эти воины совершили хотя бы четверть приписываемых им подвигов, то и тогда они выглядели бы впечатляющими.

Простые люди считали их призраками, но военачальники короля Эдварда знали точно, что это всего лишь шотландские воины. За сообщение о местонахождении «секретной армии Брюса» были назначены награды. Однако нелегко поймать тех, чьи истинные личности держатся в тайне.

Кроме одной. Джанет до сих пор не могла поверить, что имеющий сомнительную репутацию Лахлан Макруайри — брат ее невестки — являлся одним из немногочисленных приближенных Роберта. Джанет встречалась с ним лишь однажды, на свадьбе Дункана, до того как Лахлан был обвинен в убийстве своей жены. Но и одной встречи было вполне достаточно. Этот огромный, с неприятной внешностью воин с черными волосами и отвратительным характером внушал ей страх. С тех пор как Джон Макдугал, лорд Лорн, выдал англичанам истинную личность Змея, за голову Лахлана была назначена почти такая же высокая цена, как за голову Брюса.

Джанет нравились эти истории о «призраках» как никому другому, однако ее интересовало, кто на самом деле стоит за этими мифами.

— Сколько их было? — спросил другой торговец. Джанет не обернулась, но по голосу догадалась, что это был молодой парень.

— Четверо против двух десятков английских солдат. — Джанет, казалось, почувствовала, как торговец постарше покачал головой.

— Как может король Эдвард предвидеть нападения, когда приходится иметь дело с колдовством?

Джанет сдержала улыбку. Это не колдовство, а ее сообщения способствовали внезапным нападениям. Однако она не могла никому сказать об этом. В последние несколько месяцев она стала посредником в передаче наиболее важной и секретной информации от осведомителя во вражеском лагере. Лишь немногие знали истинную личность этого осведомителя. Разумеется, Роберт держал в строжайшей тайне свой источник информации. Должно быть, это была женщина, которой он мог всецело доверять. Такая, как его бывшая невестка.

В первую субботу каждого месяца сестра Дженна доставляла вышивки от сестер женского монастыря Маунт-Кармел, расположенного за пределами Берика, для продажи на рынке здесь, в Роксборо, одном из ключевых пунктов на границе. Прекрасно вышитые изделия нравились дамам из замка, и они всегда с радостью встречались с итальянской монашкой. Если Джанет случайно находила сложенный кусочек пергамента в одной из сумок, которые женщины рассматривали (или, как сегодня, сама оставляла там клочок пергамента, чтобы его взяла одна из дам), она знала, что скоро разнесется молва о новом появлении «призраков Брюса».

— Это несправедливо, — продолжил пожилой торговец. — Брюс — рыцарь, и тем не менее он скрывается в лесах и сельской местности как трусливая мышь, а совершать набеги на наших доблестных солдат посылает своих таинственных разбойников. Эдвард будет вынужден вернуться в Англию к зиме, поскольку не сможет противостоять предателю.

Джанет еще могла допустить сравнение с мышью — тогда как Эдварду отводилась роль кота, — но предателем Роберт Брюс не был. Она понимала то, чего не могли понять эти мужчины: сражение может быть выиграно путем различных уловок так же, как и с помощью оружия, но с меньшим риском.

Зачем Роберту принимать сражение? Он ничего не добьется, встретившись сейчас с Эдвардом на поле боя. Внезапные, молниеносные атаки из зарослей вереска тревожили и подрывали боевой дух врага. Возможно, это выглядело не «по-рыцарски», но такие набеги приносили необходимые победы. Когда Роберт будет готов, он примет сражение против могущественной армии англичан со своими рыцарями в доспехах и на боевых конях.

Но пока он будет продолжать действовать скрытно.

Джанет вздохнула, почувствовав, как волна тоски и решимости захлестнула ее. Если бы только она могла надеяться, что война скоро закончится, но она знала — этому не бывать. Шотландии, ее сестре и всем остальным членам ее семьи придется еще немного подождать.

Разговоры вокруг Джанет продолжались, но ее интерес к ним начал ослабевать, по мере того как солнце приближалось к зениту. О Боже, такая жара, словно еще середина лета, а не осени! Она то и дело прикладывала влажный платок ко лбу, испытывая желание сорвать с себя проклятое покрывало и платье.

Это ощущение озадачило Джанет. Казалось, она испытывала все большее неудобство в одеянии монашки, которое так долго позволяло ей оставаться незаметной.

Она сжала губы, понимая, кто на самом деле виноват в том, как она себя чувствует. До того как Юэн Ламонт ворвался в ее жизнь и нарушил покой своим невероятно нежным, возбуждающим поцелуем, она едва замечала свое монашеское одеяние. Но теперь — каждое утро, умывшись, она одевалась с чувством, что поступает против своей воли. Ей претило притворяться монашкой, тогда как ею овладевают ужасно греховные мысли и мечты. И ее намерение принять постриг теперь казалось ошибочным. Это никогда не было ее призванием, но казалось практичным решением, дающим возможность продолжать делать то, что она считала необходимым.