Рыжий доктор - Екатерина Вильмонт Страница 14

– Да я, собственно, уже все рассказала.

– А ты на что-то надеялась?

– Да нет, пожалуй… Хотя он мне понравился… Очень, – вздохнула Оксана.

– Ты говоришь, он тут был у тетки. Он разве еврей?

– Нет. Брат его матери был женат на моей соседке, а она как раз еврейка.

– Что за женщина?

– Хорошая, умная, сердечная. Он у нее как-то отогрелся. И еще подобрал на улице котеночка…

– И что?

– Буквально помешался на нем и увез в Москву.

– А на тебе, похоже, не помешался…

– Выходит, так, – горько вздохнула Оксана.

– И ты с этим смирилась?

– Как говорится, насильно мил не будешь… Да ладно, Сонь. Не бери в голову. Мало ли что с нами, бабами, случается.

– Неверно излагаешь! Надо говорить: мало ли мы с кем, бабы, случаемся…

– А ты циничная…

– Ладно, черт с ними, с мужиками! Ты видела, как Фрида перекосило, когда после твоего гениального вопроса разговор оживился? Он ведь сперва сидел, вроде как улыбался поначалу, а потом все каменел… Я за ним внимательно наблюдала!

– Зачем?

– Любопытно.

– Скажи, а почему он Андре? Он что, из Франции?

– Нет, из Нижнего Новгорода. Вообще-то он Андрей Фридлянд.

– Он в России издается?

– Издавался одно время, но что-то там не срослось. У него характер мерзкий. Понимаешь, я знакома с его двоюродной сестрой. Она с ним не общается.

– А семья у него есть?

– Есть. Семья, говорят, хорошая… Понимаешь, у него явно комплекс непризнанного гения, а это тяжелый диагноз…

– А лицо у него очень хорошее, красивое, породистое…

В этот момент Зюня поднялась на задние лапки, а мордочку положила на стол.

– Это она говорит, что породистая она, а не какой-то там писака-неудачник!

– Почему он неудачник?

– А ты как думала? Какие у него в Израиле тиражи? Смех один. А в России могли бы быть в разы, в разы больше! Ему предложили печататься под своей фамилией, чтобы читатель понимал, кто есть кто. А он отказался. Ну, они его и послали…

– Не поняла…

– Чего ты не поняла?

– Зачем издателям в России нужна его настоящая фамилия?

– Чтобы читатель не думал, что Андре Фрид француз или там канадец, а Андрей Фридлянд вполне понятно, наш… то есть просто еврей, но наш…

– Теперь поняла. Ну, это, в конце концов, его дело и его право.

– Конечно. Да черт с ним! Скажи лучше, у тебя фотка доктора есть?

Оксана слегка замялась.

– Есть вообще-то…

– Покажи!

– Понимаешь… Это я в интернете нашла…

– Какая разница! Покажи!

– Вот!

– Ох, какой славный! Улыбка такая… Он рыжий что ли?

– Ага, рыженький.

– Глаза у него добрые, веселые…

– Нет, сейчас они у него совсем невеселые…

– Оксанка, не будь дурой, позвони ему!

– Нет, не буду. Не хочу навязываться.

– Да о чем ты! Ты в Израиле, он в Москве. У каждого своя жизнь, но между вами все же что-то было, и ты совершенно не знаешь, о чем он там думает. Может, ему кажется, что в его нынешнем состоянии он тебе не нужен. Может, тоскует там по тебе, боится быть навязчивым…

– Да вряд ли… Может, ему просто западло иметь роман с парикмахершей…

– Ой, как интересно! Ты, оказывается, комплексуешь из-за своей профессии, в которой ты, между прочим, преуспела больше, чем в музыке… Вот не думала!

– Да нет, Сонь, я вовсе не комплексую… – слегка смутилась Оксана, – просто в Москве все по-другому…

– Вот именно! В Москве так же, как везде, ориентируются на интернет, а не на старые сословные предрассудки. И поверь, там классный парикмахер теперь котируется куда выше, чем задрипанный преподаватель музыки.

– Вероятно, ты права, – не без горечи усмехнулась Оксана. – Да только мой рыжий доктор не признает соцсети и ориентиры у него старые…

– А, я все поняла! Ты просто трусиха, элементарная трусиха! – хлопнула в ладоши Соня, а ее собачка вдруг тихонько тявкнула, словно подтверждая слова хозяйки.

– Вот видишь, я не одинока в своем мнении, – засмеялась Соня.

Оксана тоже расхохоталась.

– Ох, как мне хочется завести собаку…

– И что мешает?

– Да хозяин квартиры против.

– Так смени квартиру!

– Ох, нет! Я там привыкла, соседи хорошие, море рядом…

– А ты чихуашку заведи, совсем кроха!

– Ой, ладно, Сонь…

– Хочешь сказать, чужую беду руками разведу? Только у тебя это все не беда, а так… Дурь и комплексы! Я удивляюсь, как у тебя духу хватило мужика своего выставить… Похоже, ты на этот поступок все свои резервы потратила.

– Может быть, но я еще соберусь с духом…

Жизнь между тем постепенно входила в привычную колею. Человек ко всему привыкает, а поскольку доктор Симачев по натуре был скорее оптимистом, то, обретя новую работу, стал радоваться всяким мелочам. Теперь у него была однокомнатная квартира, хотя вступая в последний брак, он был обладателем трехкомнатной, принадлежащей еще его родителям. Да и ладно! Однокомнатную куда проще убирать, а жалеть о материальных благах неинтеллигентно, как учила его бабушка. Он и не жалел. Он даже заставил себя практически не думать о своем треморе, поскольку молодые ребята, с которыми он работал, были на диво тактичны и с восторгом смотрели ему в рот. Талантливые, перспективные, умные, они частенько просили его присутствовать на их операциях. И он почти никогда не отказывал, хотя это и нелегко ему давалось.

Однажды старый приятель Матвей Анатольевич заявил:

– Игоряша, просьба к тебе…

– Я весь внимание!

– Не мог бы ты месячишко поработать на поликлиническом приеме? Кто тебя лучше разберется в том, нуждается пациент в операции или нет? Борис попал в аварию, слава богу, не слишком серьезную, но месяц уж точно работать не сможет.

– Не вопрос. Сделаю, – пожал плечами Игорь Анатольевич. – Когда приступать?

– Завтра, с десяти до двух.

– Хорошо. Я с этим делом знаком. В прежней клинике тоже вел такой прием.

– Ох, спасибо, Игорь, бесценный ты кадр. Кстати, можешь приезжать к десяти, чего зря суетиться.

– Да нет, я уж лучше как все. К восьми, привычнее как-то.

Сама клиника и операционные размещались на четвертом и пятом этажах, а поликлиника на втором. Его новый кабинет был хорошо оборудован.