Русалочка должна умереть - Соро Кет Страница 14

Медленно шагая по площади, Фредерик попытался вспомнить, как она выглядела тогда, но не смог. Вместо маленькой милой Виви, которую он звал Цукерпу, вспоминалась красивая взрослая деваха, которая могла бы хоть что-нибудь надевать, прежде чем встает перед камерой!

Сколько ей? Шестнадцать, почти семнадцать. Совсем уже взрослая, судя по фотографиям в Инстаграм. Очень взрослая… Совсем, как Джессика в ее возрасте.

Наверное, уже и мальчишка есть. Утратила она интерес к мужчинам постарше?.. Он так надеялся, что утратила. Не хотелось бы, чтобы Ви унаследовала судьбу его матери. А если вдуматься, то и судьбу Джессики.

Да, Джесси вышла замуж. На этот раз, по любви. То, как Филипп любил ее, слепой бы заметил. И Фред надеялся, что Джесс счастлива. Может, потому Верена и не звонит? Филипп всегда был для нее старшим другом. Возможно, смог стать отцом.

Фредерик опять обозлился.

Почему, черт возьми, она выросла? Почему превратилась из ребенка сразу во взрослую, миновав стадию Гадкого утенка? Он много лет не общался ни с братом, ни даже с матерью, но за дочкиным аккаунтом в Инстаграме следил всегда. Сначала его вел Ральф, позднее – сама Верена. И то, что она постила, рвало его на куски.

Да, как отец он был горд, что его девочка – такая красивая. Но как мужчина, он корчился от одной только мысли, для чего ее фотографии используют другие отцы. Отцы, дяди, дедушки, братья и даже сестры, прости их господи.

Как Джессика и Филипп позволяют ей подобные вещи?!

Когда Фредерик узнал, что его малышку вышибли из позором из интерната, он чуть не поседел. Но не нашел в себе сил не гуглить то видео. Руки тряслись, голова гудела. Хотелось вернуться в Гамбург и убить мать. Джесс тоже умела подобный фокус и научила ее Лизель. Но учить такому свою же внучку!? У этой женщины хоть что-то святое есть?

Фредерик много раз порывался позвонить дочери. Или написать. Но опять же… кто он ей был сейчас? Если он не смог приструнить Джессику, где ему приструнить их дочь? Дочь Джессики, которую вырастила Лизель?..

Фредерик достал телефон и на ходу проверил знакомый профиль. Ничего нового. Последняя фотография висит, как и две недели назад. И ничего больше. Ни Сторис, ни ответов на комментарии. Обычно Ви отвечала.

Сердце заныло вновь.

Он все еще рассматривал ее накрашенное лицо, когда внезапно появилась темная линия с красной и зеленой иконкой в виде телефонной трубки.

Номер был немецкий, но незнакомый и сердце отчего-то предательски дрогнуло. И он поверил: звонит она.

– Да?! – спросил он хрипло. – Да?.. Алло? Верена?

– Фредерик? – голос был мужской. Спокойный и твердый. – Это Себастьян.

Фредерик качнулся вдруг, с трудом подавив вопрос. Пропавшая дочь, неожиданный звонок Себастьяна.

– Верена тебе звонила? – слегка оживился граф.

– Нет… Что случилось? С ней что-то произошло?

– И да, и нет. У тебя есть время? История очень долгая.

– Она жива? – спросил Фредерик глухим голосом. – Она две недели не была в Интернете.

– Жива, конечно, – странным тоном ответил друг. – Просто она на психе разбила свой телефон, а твой очаровательный брат не стал покупать ей новый… Могу я позвонить тебе с видео? Мне нужно видеть твое лицо.

– Я наберу тебя, как только зайду в свой дом, – бросил епископ. – Минут через десять.

Старые обиды всплыли, как извещение о звонке.

Лицо и голос Себастьяна, когда тот сказал, что исключений он для него не сделает. Просто не может. Что скажут о них в семье?! И Фредерик рассмеялся: ну, надо же. Семья? И это ему говорит Себастьян?

С тех пор они не общались. Фредерик понимал: Себастьян не позвонил бы, если бы речь шла о пустяках.

Так и вышло. Ви разбила не только свой телефон. Она свою жизнь разбила.

Посидев еще несколько минут и переварив новости, Фредерик поднял телефонную трубку, набрал по памяти старый знакомый номер и, глубоко дыша, стал слушать гудки.

– Резиденция Маркуса фон Штрассенберга, – ответил голос с мягким румынским акцентом.

И он едва не расплакался: Мария.

– Можно Маркуса? – спросил он, не в силах сейчас объясняться еще и с ней.

Господи, сколько лет она у них служит?.. Единственная, кто от них не сбежал, когда они на мели сидели. Их с Маркусом нянька. Почти что вторая мать. На том конце трубки всхлипнули. Глубоко вздохнули:

– Фредди? Мальчик мой, это и правда ты?..

Маркус освободился даже быстрей, чем Фредерик сумел успокоить Марию.

Есть люди, которые не меняются, и его брат был именно из таких. Его отсутствия он будто и не заметил.

– Поговорить с Вереной? Фред, ты же знаешь наш договор. Джессика будет в ярости.

– Джессика будет в гипсе недели три, – оборвал он. – И еще год наслаждаться свободой слова под наблюдением психиатров! Позови Ви. Я хочу с ней поговорить.

Маркус пытался юлить, ускользать, взывать к его чувству долга, и Фред пожалел, что не может видеть его лицо. Ему хотелось бы сейчас в него врезать.

– Ты врешь, Маркус. Ее там нет.

Молчание.

– Где она?!

– В Баварии, – буркнул Маркус. – Я отослал ее к Ральфу. Могу я теперь вернуться к работе?

– Ты – хуже Гитлера, Маркус… Тот хотя бы рисовать мог, – выдохнул Фред и оборвал связь в надежде, что сумел зацепить брата за живое.