Назови меня полным именем - Галина Гордиенко Страница 14

Понятно, почему маленькая Ксюха надеялась, что она растает. Наверное, малышка ревновала ее к старшему брату.

Таисия не поняла тогда, расстроило ли ее это открытие, она еще не пришла толком в себя после смерти родителей. Но бабу Полю в тот же вечер спросила:

— Я некрасивая?

Старушка отложила в сторону готовый пирожок.

Взялась лепить следующий и буднично сказала:

— Не знаю.

Таисия, уверенная, что ее станут уверять в обратном, растерялась. А баба Поля улыбнулась:

— Ты та, кем себя считаешь.

— Но…

— Просто поверь мне.

— А ты‑то, ты! Сама‑то как думаешь? У тебя же глаза на месте, нет?!

Баба Поля отряхнула руки от муки и рассмеялась. Легко рассмеялась, от души, она никогда себя не насиловала. Нежно коснулась губами лба девочки и сказала:

— Дурочка, разве я вижу тебя глазами?

— А… чем?

— Сердцем.

Таисия хмуро молчала. Баба Поля задумчиво протянула:

— Близкого человека видишь только сердцем, запомни, Таисия. Чужого — глазами. Тогда в любой красавице найдешь изъян.

«Значит, я некрасива, — рассеянно подумала девочка. — Иначе бы баба Поля не философствовала…»

— Да красива ты, красива, успокойся, — как всегда, угадала ее мысли няня. — Просто ты пока… как нераскрашенная картинка. Знаешь, детские раскраски в книжных магазинах продаются? Там все рисунки сделаны простым карандашом на белом листе…

— Понятно, я — серо‑белая, никакая. Ксюха, выходит, права, — еле слышно пробормотала Таисия.

— Что‑что? — не расслышала старушка.

— Хочешь сказать, мне краситься нужно? — Таисия невольно поморщилась, вспоминая свои давние, еще детские попытки воспользоваться маминой косметикой. — Ну там тени, тушь для ресниц, губная помада, румяна, то, се…

— Глупости. Просто живи и ни о чем не беспокойся. — Баба Поля снова раскатывала тесто. — Придет время…

— И когда оно придет, твое время?

— Не мое, глупышка, твое. Мое уже не придет.

— Пусть — мое! Скажи — когда?

— Вместе с любовью. Ты полюбишь, тебя полюбят… Вот тогда и станешь красавицей, попомни мои слова. И потом, что красивее: ромашка на лугу, колокольчики, яблоня в цвету или чайная роза? Мне не выбрать.

В памяти почему‑то отложился тот давний разговор, чуть ли не слово в слово Таисия его запомнила.

Конечно, она уже не ребенок, понимала: никакая любовь не превратит дурнушку в красавицу. С другой стороны, и баба Поля права — нужно просто жить. Вот она и жила.

* * *

До парка Таисия добралась без приключений. Шла по дорожке к нянюшкиной поляне и жадно вдыхала сладковатый, чуть дурманящий аромат спеющих яблок. Вдруг вспомнились совместные поездки сюда с бабой Полей, и Таисия сердито сморгнула непрошеные слезы: глупо раскисать.

Яблони бесконечными рядами разбегались в стороны, остро пахло свежескошенной травой. По зеленым газонам носились дети, туристы бродили с фотоаппаратами. Вокруг говорили на русском, английском, немецком и других языках, некоторые Таисия лишь смутно угадывала.

Она спустилась чуть ниже, жадно всматриваясь в текущую далеко внизу реку. В ней отражались пологие зеленые холмы, важно плыли редкие облака, небо синело под ногами настолько пронзительно, что кружилась голова.

Сейчас Таисия жалела, что не приезжала сюда так долго и не видела парка весной. Не замирала от восторга у любимой бабой Полей корявой вишни, цветущей всегда необыкновенно щедро. Не выбирала из волос невесомые лепестки.

Таисия неспешно шла по дорожке. Нянюшкина поляна была в трех минутах ходьбы, Таисия сама не заметила, как ускорила шаги.

Она уже почти бежала к дубу. Почему‑то именно рядом с этим патриархом в памяти необыкновенно четко всплывали давние посещения парка, все наиболее светлые моменты. Если же зажмуриться и думать о бабе Поле, иногда казалось — они и сейчас вместе. Гуляют себе по своим любимым тропинкам и болтают обо всем на свете.

В эти мгновения девушка как никогда остро понимала, почему баба Поля называла поляну «местом силы». Нигде и никогда ее воспоминания о няне не оборачивались почти реальностью.

Таисия с досадой отметила, что у дерева довольно людно: галдели туристы, кажется, большей частью японцы. Они снимали друг друга на фоне древнего дуба и восхищенно цокали языками, разглядывая глубокие морщины, изрезавшие кору.

Конечно, лучше бы подойти позже. Уже вечер, народ в это время больше тянется из парка, чем в парк. Вот‑вот туристы уйдут, в городе полно других достопримечательностей, работа для камер найдется…

Но Таисия не могла ждать, просто не хотела. Она так часто приходила сюда когда‑то с бабой Полей, что ей уже сейчас в шелесте листьев чудился певучий нянюшкин говор. И сухая ветка трещала именно под неосторожной нянюшкиной ногой. И короткий смешок за спиной принадлежал только ей…

Таисия вдруг подумала — как давно она не пыталась вспомнить бабу Полю по‑настоящему. Говорить с ней говорила, придумывала себе невесть что, лишь бы не чувствовать одиночества, ведь Федор Федорович не в счет, только жалость заставляла его приходить, а баба Поля ее любила… нет, любит!

Таисия как сомнамбула подошла к дубу. С трудом улыбнулась маленькому щуплому японцу и виновато пробормотала:

— Медитация…

«Может, на меня не станут таращиться, — мелькнуло в голове. — Кажется, японцы любят медитировать. Или китайцы? Впрочем, какая разница…»

Таисия привычно коснулась тонкими пальцами грубой чешуйчатой коры и застыла неподвижно.

Так когда‑то делала баба Поля. Ей «место силы» что‑то давало, или она просто умела брать? Во всяком случае, уходила няня отсюда всегда странно помолодевшей и радостно возбужденной, она с улыбкой говорила: дуб — это ее дерево. Они с ним одной крови.

Таисия этого не понимала. Она просто по‑детски подражала няне. Девушке приятно было дотронуться до коры там, где когда‑то лежали морщинистые и добрые нянины ладони. А если закрыть глаза…

Веки стали тяжелыми, мир перед глазами поплыл, постепенно затих веселый гомон любознательных японцев.

Таисия вспоминала. И непроизвольно улыбалась: как хорошо, что она сюда приехала!

И вдруг все кончилось. Таисия едва не застонала вслух от досады — кто‑то бесцеремонно тряс ее за плечо и обеспокоенно спрашивал:

— Вам плохо? Может, скорую вызвать? У вас сердце прихватило? Или давление? Вообще‑то давление не у молодых, но, может, и у вас…

— Все… хорошо, — хрипловато выдохнула Таисия, надеясь, что неизвестный благодетель уйдет и оставит ее в покое.