Наследник султана - Александра Селлерс Страница 12

— Дорогая моя, спасибо вам за то, что вы любезно согласились проделать столь неблизкий путь.

С этими словами сэр Джон распахнул дверь комнаты, и Рози ахнула от изумления. Библиотека выглядела в точности так, как богатые частные библиотеки в кинофильмах. На украшенных орнаментом дубовых полках выстроились книги в кожаных переплетах. До верхних полок можно дотянуться только со стремянки. Большие, исполненные в георгианском стиле окна открывают вид на лужайку, сад и чернеющий в отдалении лес. На стенах, там, где нет книг, висят образчики парванского и баджестанского искусства — лучшие из всех, которые Рози доводилось видеть за пределами Британского музея.

— Король Кавад Пандж, — пробормотала Розалинда, зачарованно приближаясь к портрету.

— Именно так, — подтвердил сэр Джон. — Художник создал два экземпляра. Второй находится в Парване, в королевском дворце. А этот подарил мне Его Величество при моей отставке, оказав мне тем самым большую честь.

Узнав, кто ее работодатель, Розалинда не удивилась. Рукопись, которую ей предстояло переводить, не могла принадлежать простому коллекционеру. Сэр Джон Кросс, известный парванофил, являлся послом Великобритании в Парване на протяжении более двадцати лет. В этой стране у него было множество друзей, которые, естественно, обратились к нему, когда во время войны и после нее им пришлось продавать свои сокровища.

Розалинда рассматривала портрет и думала о том, насколько иначе сложилась бы ее жизнь, не случись Кальджукского вторжения. Король Кавад Пандж был отцом кронпринца Кавьяна, чьим Сотрапезником являлся Джемшид. Розалинда непременно увидела бы этот портрет, но в совсем другой обстановке: в королевском дворце в Шахри-Бохорге. Почти наверняка она была бы представлена королю. Да и с сэром Джоном увиделась бы не здесь.

А довелось бы ей познакомиться с Наджибом аль-Махтумом? При обеих встречах с этим человеком у нее возникало странное, необъяснимое чувство, словно она знала его в какой-то другой жизни. Реальность как будто раздваивается, две возможные жизни идут параллельными курсами…

Рози отогнала грезы и увидела, что бывший посол, улыбаясь, смотрит на нее.

— О, простите, пожалуйста! — виновато воскликнула она.

— Вам не за что извиняться, дорогая. Я очень рад, что вы оценили мои сокровища по достоинству. А это лицо вы узнаете? — поинтересовался сэр Джон, останавливаясь перед портретом другой высокой особы.

— Насколько я понимаю, это бывший султан Баджестана. Верно? Хафзуддин аль-Джавади.

— Именно так. — Отставной дипломат грустно покачал головой. — Это великий человек. Переворот явился трагедией не только для него лично, но и для всей страны. Я был послом Ее Величества в его государстве, как вы, без сомнения, знаете. Это было моим первым назначением такого ранга.

Розалинда смущенно улыбнулась.

— Я даже не знала. Я не изучала подробно новейшую историю Баджестана. Моей специализацией был Парван.

— Это история, — возразил сэр Джон. — Переворот произошел еще до вашего рождения, в тысяча девятьсот шестьдесят девятом. Царству страха уже больше тридцати лет! А какая это была удивительная страна! Высокоразвитая, культурная… — Он снова покачал головой. — Ужасное время. Приходится вверять себя милости неких малоприятных сил…

Сэр Джон неожиданно замолчал. Розалинда удивленно вскинула брови.

— Но это же был обыкновенный военный переворот?

— Так-то оно так, да не совсем, моя дорогая. Переворот не состоялся бы, если бы не… интересы Запада, связанные с добычей нефти. Понимаете, Хафзуддин был демократом, убежденным западником, но в то же время оказывал сопротивление гегемонии западных стран в регионе. Он придерживался весьма непопулярного мнения о том, что нации имеют право на самоопределение.

Розалинда с удивлением внимала рассуждениям старика.

— Вы хотите сказать, что падение династии аль-Джавади было инспирировано…

Сэр Джон улыбнулся, но не стал заканчивать ее фразу и опять повернулся к портрету.

— Конечно, переворот был представлен как результат взаимодействия неких сил исключительно внутри страны. Но Хафзуддин не был простаком. Когда западные демократии не отреагировали на то, что произошло в Баджестане, когда ни одна страна из тех, с которыми султан поддерживал добрые отношения, не заявила протеста, он понял, что предал его не только Гасиб, обязанный ему всем, но и правительства стран Запада, в том числе, увы, и наше правительство.