Счастье - Даниэла Стил

Снег валил большими белыми хлопьями – прямо как наиллюстрациях к сказкам, которые Сара порой читала своим детям. Она сидела запишущей машинкой и смотрела в окно на снег, укрывший лужайку и одевший в белоекружево деревья. Она совершенно забыла про рассказ, за который принялась сутра. За окном все было так живописно, так прелестно. Зимняя сказка – сказочнаяжизнь в сказочном городке. И люди, окружавшие Сару, тоже были не всамделишными.Ей всегда хотелось отличаться от них, но все-таки это случилось, причемдовольно давно. Сара Мак-Кормик, бунтарская натура, в студенческие годызаместитель главного редактора журнала «Кримсон», окончившая Редклиффскийколледж в 1969 году с отличием и с сознанием своей исключительности, –уподобилась своему окружению. Произошло это как-то незаметно, постепенно, наэто превращение ушло двадцать лет. И вот теперь она Сара Ватсон. СупругаОливера Венделла Ватсона. Живет в Перчесе, штат Нью-Йорк, в красивом доме,который вот-вот станет их собственным после четырнадцатилетней выплаты кредита.У нее трое детей и собака. Раньше был и хомяк, но он умер год назад. Еще естьлюбимый муж – милый, дорогой Олли.

Он окончил Гарвардскую школу бизнеса в том же году, что онаРедклифф, а полюбили они друг друга, когда Сара училась на втором курсе. Оллибыл ее полной противоположностью. В те счастливые годы он был консервативен,она – сумасбродна. Он считал оправданной вьетнамскую войну, и одно время Сараненавидела его за это. Она даже перестала встречаться с ним после выпуска, мотивируяэто слишком большой несхожестью характеров. Сама же поселилась в Сохо,попробовала писать и, надо сказать, преуспела в этом. Ее дважды печатали в«Атлантик Масли» и один раз в святая святых – «Ньо-йоркере». Она былаталантлива и знала это. Оливер жил в Ист-Энде, на 79-й улице, снимал квартирувместе с двумя приятелями и, имея степень магистра по специальности «менеджер»,смог получить весьма неплохую работу в рекламном агентстве на Мэдисон-авеню.Сара хотела возненавидеть его за конформизм, но так и не смогла. Еще тогда онапонимала, как сильно любит его.

Олли говорил, что хотел бы жить за городом, иметьирландского сеттера, четверых детей и жену, которая бы не работала, Сара жетолько смеялась над ним. А Олли в ответ улыбался своей неподражаемой мальчишескойулыбкой, которая заставляла ее сердце колотиться, даже когда она пыталасьубедить себя, что на самом деле мечтает о мужчине с длинными-длиннымиволосами... художнике... скульпторе... писателе... короче, «творческойличности».

Оливер, однако, тоже был человеком творческим и умным. Онокончил с отличием Гарвард, и настроения шестидесятых годов никогда его нетрогали. Когда Сара принимала участие в демонстрациях, он выуживал ее изполицейского участка; когда она спорила с ним, а войдя в раж, даже обзывала, онспокойно и рассудительно объяснял ей свою позицию. И он был таким чертовскипорядочным, таким добросердечным. Он был ее лучшим другом, даже когда раздражалее. Иногда они встречались в Виллидже или Аптауне, пили кофе или что-нибудьпрохладительное или обедали. Олли рассказывал ей о своей работе и расспрашивало том, что она пишет. Олли уважал талант Сары, но не понимал, почему, выйдя занего замуж, она не сможет оставаться «творческой личностью».

– Замужество – это для женщин, которым нужна поддержка.А я хочу сама о себе заботиться, Оливер Ватсон, – говаривала она и стараласьэтому следовать. Она работала дежурной в галерее в Сохо, а свободное времяпосвящала литературному труду. И имела от этого кое-какие гонорары. Иногда.

И вот теперь Сара частенько спрашивала себя, смогла бы онапозаботиться о себе сама: зарабатывать на жизнь, заполнять собственныеналоговые квитанции и следить, чтобы срок медицинской страховки не истек. Завосемнадцать лет их совместной жизни она стала очень зависимой от Оливера. Онбрал на себя все мелкие проблемы в ее жизни и большинство крупных. Это былопохоже на жизнь в герметично закрытом мирке, где на помощь всегда был готовприйти Олли.

Сара полагалась на него во всем, и чаще всего это ее больнозадевало. А вдруг с ним что-нибудь случится? Справилась бы она сама? Смогла бысодержать дом, себя и детей? Иногда она пыталась говорить об этом с Олли, нотот только смеялся и говорил, что ей никогда не придется беспокоиться. Он ненажил состояния, но зарабатывал хорошо и обладал чувством ответственности. Онзастраховал свою жизнь во многих компаниях. Мэдисон-авеню была к немублагосклонна, и в сорок четыре года он стал третьим лицом в «Хинкли, Берроузэнд Доусон» – одном из крупнейших рекламных агентств в стране. В фирме егоценили и уважали. Олли был одним из самых молодых вице-президентов в этомбизнесе, и жена им гордилась.

Но все равно Саре было обидно. Обидно оттого, что она сидитв этом милом маленьком Перчесе, глядит на падающий снег и ждет возвращения изшколы детей, а сама собиралась ведь писать рассказ... рассказ, который никогдане будет написан, который никогда не будет иметь конца, который она никуда непошлет, как и другие рассказы, которые пыталась написать в течение последнихдвух лет.

Сара решила снова взяться за перо в канун своеготридцатидевятилетия. Для нее это было важное решение. Встречать тридцатьдевятый год своей жизни было особенно тяжело, хуже, чем сорок. Сорок лет – это,по ее словам, судный день. Впрочем, Оливер по случаю сорокалетия увез ее намесяц в Европу. Двое детей были в лагере, а свекровь взяла к себе Сэма. Емутогда было только семь, и Сара впервые оставила его. Попав в Париж, онапочувствовала себя на седьмом небе... Ни детей, ни собак, ни родительскогокомитета, ни благотворительных обедов для школ и местных больниц... никого...ничего... только они вдвоем и четыре незабываемые недели в Европе. Париж...Рим... поездка на машине по Тоскании, краткая остановка на итальянской Ривьере,а потом несколько дней плавания на арендованном катере между Каннами иСен-Тропе... Затем опять на машине в Эз и Сен-Поль-де-Ванс, обед в Коломб-д'Ори, наконец, несколько ветреных дней в Лондоне. Во время поездки Сара постоянновела дневник и исписала семь записных книжек. Но когда вернулась домой... ноль.Ни одна из записей не вылилась в рассказы, статьи или даже стихи. Она простосидела, уставившись в чистый лист бумаги, которому, кажется, никогда не сужденобыло заполниться. И теперь, полтора года спустя, все было так же.