Нищий лорд - Барбара Картленд

— Умоляю, Хетги, еще один поцелуй!

— Нет-нет, Периквин… мне нужно идти.

— Но ты не можешь уйти! Прошу тебя, останься! Я так долго ждал случая увидеться с тобой наедине.

И он принялся целовать ее с таким пылом, что у нее перехватило дыхание.

— Милый Периквин, — прошептала она, — я обожаю, когда ты меня так целуешь.

— Я люблю тебя, — сказал он проникновенно. — Ангел мой, когда же мы наконец поженимся?

— О Периквин!

Он на секунду ослабил объятия и внимательно посмотрел на нее. Она была очень хороша собой, в этом единодушно сходились все.

Очень светлая блондинка, с огромными голубыми глазами с поволокой, Хетги. Болдуин стала звездой Сент-Джеймса с момента своего первого появления в свете.

Теперь, спустя два года, она по-прежнему не имела себе равных и всегда была окружена толпой светских щеголей и прочих молодых бездельников, не желающих отставать от моды.

— Что ты хочешь сказать этим «О Периквин!»? — спросил лорд Корбери.

Хетти прижалась щекой к его плечу.

— Ты знаешь, что папа никогда не даст своего согласия.

— Черт, какое нам дело до твоего отца? — вспылил лорд Корбери. — Нам нужно бежать, Хетти. Мы поженимся, и твой отец уже ничего не сможет поделать.

Он замолчал, увидев, что Хетти широко раскрыла глаза от изумления.

— Ты предлагаешь мне бежать в Гретна-Грин? [1]— спросила она с ужасом.

— Почему бы и нет? — резко ответил он. — Как только мы окажемся за границей и станем мужем и женой, твоему отцу останется лишь браниться и осыпать нас проклятиями, но кого это будет волновать?

Хетти надула свои розовые губки, что сделало ее еще более привлекательной.

— Но, Периквин, я мечтала о пышной свадьбе, на которой присутствовали бы все мои друзья. Я даже придумала, какое у меня будет платье, и мне очень хотелось бы надеть мамину бриллиантовую диадему.

Она увидела, что у лорда Корбери потемнело лицо, и поспешно добавила:

— А ты в роли жениха будешь просто неотразим!

— Какая разница, черт побери, где и как мы поженимся, лишь бы мы могли пожениться! — вскричал лорд Корбери. — Подружки, зеваки — какое все это имеет значение! Самое главное — это мы, Хетти. Когда ты станешь моей женой, никто уже не сможет разлучить нас!

— Все это прекрасно, — мягко ответила Хетти. — Но в то же время я бы не хотела огорчать папу. Он так гордится мной! Если я убегу с тобой в Гретна-Грин, это разобьет ему сердце.

— Что же тогда нам делать? — с отчаянием воскликнул лорд Корбери.

Он был исключительно хорош собой — высокий, широкоплечий, с правильными чертами лица. Его серые глаза были способны заставить трепетать сердце любой девушки, на которую он обратит свой взгляд. Даже избалованной вниманием Хетти его вызывающий, дерзкий вид казался неотразимым.

Она высвободилась из его объятий и теперь молча стояла и глядела на него. Ярко-голубая бархатная амазонка выгодно подчеркивала изящество ее фигуры. При входе в дом, она сняла шляпу с длинной прозрачной вуалью, и в лучах солнца, проникавшего в комнату сквозь ромбовидные окна, ее светло-золотые локоны блестели и переливались, образуя сверкающий ореол и придавая одухотворенность ее красоте. Лорд Корбери смотрел на нее, словно завороженный.

— Я люблю тебя, Хетти, — сказал он неровным голосом. — Я не могу жить без тебя.

— И я тоже люблю тебя, Периквин, — ответила она. — Но мы должны быть очень, очень осторожны. Я не говорила папе, что ты вернулся домой, поэтому он даже не подозревает, что я сейчас с тобой.

— Как же тебе удалось приехать? — удивился лорд Корбери.

— Я сказала папе, что хочу отправиться в Прайори навестить твою экономку миссис Бакл, которая заболела. Он похвалил меня за такую заботливость.

— Рано или поздно он, без сомнения, узнает, что я вернулся, — хмуро заметил лорд Корбери.

— Я уже думала об этом, — поспешно сказала Хетти. — Я скажу ему, что миссис Бакл со дня на день ожидает твоего приезда. Если уж приходится лгать, по крайней мере надо делать это правдоподобно.

— Ты думаешь, мне по душе все эти хитрости и увертки? — спросил лорд Корбери.

— Но что же нам остается делать?

— Ты можешь выйти за меня замуж!

— И на какие средства мы будем существовать? — поинтересовалась Хетти.

— Мы могли бы жить здесь.

Сказав это, он огляделся по сторонам, в первый раз обратив внимание на то, что, хотя деревянные панели были старинными и очень красивыми, все убранство комнаты пребывало в крайне жалком состоянии. Бахрома на бархатных портьерах местами оторвалась, персидский ковер, которому когда-то не было цены, протерся почти до дыр, некоторые стулья были сломаны, а на стенах отчетливо виднелись невыгоревшие пятна от некогда висевших там картин.

Хетти проследила за его взглядом.

— Я знаю, что ты любишь свой дом, Периквин, — сказала она, — но чтобы привести его в порядок и сделать пригодным для жилья, понадобится не одна тысяча фунтов.

— В то время как у меня нет и тысячи пенсов, — с горечью сказал лорд Корбери.

— Я знаю, — ответила Хетти. — Поэтому с твоей стороны будет ошибкой не только говорить с моим отцом, но даже намекать ему, что ты хочешь жениться на мне. Он твердо намерен подыскать мне блестящую партию. Сейчас он делает ставку на сэра Николаса Уорингэма.

— Уорингэма! — яростно вскричал лорд Корбери. — Неужели ты думаешь, что будешь счастлива с этим напыщенным снобом, который вот-вот лопнет от самодовольства?

— Но он очень богат, — мягко сказала Хетти.

— А у меня нет ни гроша! — воскликнул лорд Корбери. — Нищий лорд! Смешно, не правда ли? Хетти слегка вздрогнула.

— Мне нужно идти, Периквин, я не могу задерживаться дольше, но я постараюсь приехать завтра.

Я скажу папе, что миссис Бакл еще очень слаба, и я пообещала привезти ей бульону. Маме это тоже понравится, она все время твердит, что я уделяю мало внимания нищим и больным.

— В таком случае удели немного внимания мне, — потребовал лорд Корбери, обнимая ее и заглядывая в огромные голубые глаза. — Как ты красива, невероятно, не правдоподобно красива!

Он прижался губами к ее губам и, почувствовав ответный порыв, сильнее сжал ее в объятиях.

Редко кому из мужчин удавалось вызвать в ней такую бурю чувств. Большинство поклонников считали ее чересчур холодной, однако сейчас ее губы пылали, а руки обвивали шею лорда Корбери. Когда он наконец поднял голову, он увидел, что ее глаза потемнели от страсти, а дыхание участилось.