Дуэль с судьбой - Барбара Картленд

1815 год

Услышав стук в дверь, Ровена отложила носок, который старательно штопала.

Старенькая миссис Хансон гремит на кухне посудой и наверняка ничего не слышит. С каждым годом слух у старушки становился все хуже, и это служило ей прекрасным предлогом, чтобы не идти открывать дверь и не выполнять указания, которые ей были не по душе.

Наверное, стучал один из пациентов отца, причем, судя по настойчивости, у него скорее всего было что-то срочное. Может быть, доктора пришли позвать к роженице или к пострадавшему при несчастном случае рабочему с какой-нибудь окрестной фермы.

Пройдя через маленькую прихожую, Ровена открыла дверь и изумленно застыла, увидев перед собой четырех человек, державших створку от ворот, которую где-то сняли с петель, чтобы использовать в качестве носилок.

— Что случилось? — спросила Ровена, увидев на носилках неподвижно лежащего мужчину.

— Доктор велел доставить этого джентльмена сюда, — пояснил один из мужчин.

— Вы не сможете пронести носилки в дверь, — сказала она. — И уж тем более подняться с ними по лестнице. Вам придется нести его на руках.

— Я же тебе говорил, — сказал один из мужчин, обращаясь к своему товарищу.

Все четверо были из соседней деревни, и Ровена знала каждого по имени.

— Что случилось, Эйб? — спросила она старшего по возрасту.

— Столкновение на перекрестке, мисс Ровена, жуткое столкновение.

Створку ворот опустили на землю, и, снова взглянув на неподвижно лежащего мужчину, Ровена действительно увидела перед собой джентльмена, к тому же великолепно одетого.

Девушка обратила внимание на завязанный причудливым узлом белый галстук и сапоги из тонкой кожи, отметив про себя, как хорошо сидит одежда на его крупном и сильном теле.

— Говорю же, что кучер дорожного дилижанса снова был пьян, — сказал один из пришедших.

— От этих кучеров все беды, — проворчал другой.

— Сколько человек пострадало? — спросила Ровена.

— Только этот джентльмен, — ответил Эйб. — Пассажиров дилижанса сильно встряхнуло, они все визжали от испуга. Доктор сейчас занимается ими.

Ровена подумала о том, как повезло пассажирам, что на месте столкновения оказался ее отец. Она вспомнила, что он направлялся по вызову в деревню, а после собирался зайти на одну из соседних ферм.

Значит, отец оказался у перекрестка дорог как раз в тот момент, когда там случилось несчастье.

Между тем мужчины подняли раненого с импровизированных носилок. Судя по тому, как напряглись при этом их мускулы, пострадавший джентльмен оказался тяжелым. Его медленно внесли в дом и стали осторожно поднимать по узкой лестнице.

В доме имелась только одна свободная комната, куда можно было поместить пациента.

Комната эта с красивым окном-фонарем, выходящим в садик позади дома, принадлежала когда-то матери Ровены.

Девушка поспешила вперед, чтобы открыть ставни и приготовить постель. Комната всегда была наготове, поскольку доктор не впервые помещал в нее своих пациентов.

Последний раз здесь лежала женщина, которая остановилась перекусить в придорожном трактире, но, проезжая через их деревню, поскользнулась на обледеневшей дорожке и сломала себе ногу.

Эта дама провела в их доме около трех недель и доставила всем его обитателям немало хлопот.

А потом она уехала, так и не заплатив доктору за услуги!

«По крайней мере этот джентльмен, судя по всему, богат», — подумала Ровена.

Девушка знала, что, если они захотят что-то получить от этого пациента, денежными делами придется заняться ей. Отцу Ровены никогда не приходило в голову потребовать платы за свои услуги.

Джентльмена внесли в комнату и аккуратно опустили на кровать.

Когда раненый был устроен со всем возможным комфортом, Ровена пригляделась к нему и отметила, что молодой человек очень хорош собой, несмотря на то, что он очень бледен и его высокий лоб пересекает кровоточащая ссадина.

Джентльмен лежал неподвижно, глаза его были закрыты, он хрипло, с трудом дышал. Из чего Ровена, научившаяся разбираться в состоянии отцовских пациентов, сделала вывод, что полученные им травмы не ограничиваются ссадиной, от которой он вряд ли потерял бы сознание.

— Мы можем помочь чем-то еще, мисс Ровена? — спросил Эйб.

— Да, пожалуйста, Эйб, — кивнула девушка. — Вам придется раздеть джентльмена и уложить его под одеяло. Боюсь, что мы с миссис Хансон не справимся с этим, а доктору будет некогда возиться с одеждой, когда он вернется.

Мужчины смотрели на лежащего без сознания богача с некоторой опаской, словно боялись, что он очнется и отчитает их за допущенную фамильярность.

— Раздевайте его осторожнее, — сказала Ровена. — Я сейчас принесу одну из ночных рубашек отца.

Сделав нужные распоряжения, она вышла из комнаты, довольная, что отцу не придется тратить свое драгоценное время, раздевая пациента.

Ровена знала по собственному опыту, как непросто раздеть крупного мужчину, особенно когда он лежит без сознания. К тому же элегантная одежда джентльмена сидела на нем как влитая, и ее нелегко будет снять.

Зайдя в спальню отца, Ровена открыла ящик комода, где лежали аккуратно сложенные ночные рубашки.

Рука ее потянулась, чтобы взять верхнюю рубашку, но потом девушка передумала и, порывшись в стопке, достала ту, которая казалась ей самой лучшей. Рубашка была из шелка, несколько лет назад ее сшила в подарок мужу мать Ровены.

— Я всегда мечтала, чтоб твой отец мог позволить себе носить шелковые рубашки, — с улыбкой сказала она Ровене, обметывая швы.

— А я думала, что для тебя самой гораздо важнее иметь красивую одежду, мама, — удивилась Ровена.

Миссис Уинсфорд снова улыбнулась.

— Не думаю, чтобы твой отец замечал, во что я одета — в шелка или в мешковину. Он любит меня такой, какая я есть. Но я всегда хотела для него всего самого лучшего.

Ровена знала, что это правда. Но, имея четырех детей, ни доктор, ни его жена не могли позволить себе самого лучшего. Вместо шелковых рубашек для отца всегда покупали сапоги для Марка, чулочки для Гермионы или платьица для Лотти.

Сколько помнила себя Ровена, семье доктора всегда приходилось считать каждый пенс, чтобы обеспечить себя одеждой и питанием.

Иногда Ровену возмущал тот факт, что ее отец, слишком преданный своей профессии, был счастлив, что имеет возможность помогать людям, и даже не задумывался над тем, сколько лишений приходится терпеть его семье.