Тонкие струны - Анастасия Баталова

1

Узкая влажная прядь, налипшая на смуглую шею Люции, начинала уже постепенно высыхать, становясь от соленой воды жёсткой и ломкой, будто сахарная. Остальные волосы, всклокоченные, убранные наверх и подколотые, русые с выгоревшими до соломенного оттенка кончиками, чуть покачивались при ходьбе подобно пышной пальмовой кроне. Острые лучи заходящего солнца, пробивающиеся между скалами, просвечивали насквозь легкую ситцевую юбку Люции, делая ещё почти прозрачной – под нею обрисовывались круглые икры и ляжки девушки – Оливии нравилось смотреть на подругу, она находила её хорошенькой, хотя сама Люция считала, что ей не мешало бы похудеть, и частенько шутливо бранила себя, пощипывая особенно аппетитные части гладкого загорелого тела.

Они шли с моря. Касаясь пакета, который несла Люция, сухо шуршали ленточки высокой травы по краям узкой поднимающейся в гору тропинки; мерно пощелкивали, ударяясь о пятки, задники её шлепанцев. Оливии были приятны эти звуки. Она чувствовала сладостное утомление от купания, прохладу мокрых завязок на шее, мягкое прикосновение теплого ветра к открытой спине. Взгляд её лениво плыл за оранжевыми облаками, крадущимися по краю неба, за птицами, скользящими вдоль скал, над сверкающей словно битое стекло поверхностью моря. Это было хорошо. Мурашки весело пробежали по позвоночнику и рукам Оливии. Она накинула на себя полотенце.

– Лив, а ты думаешь, у меня глаза намного меньше, чем у Роксаны? – Люция остановилась и повернулась к ней.

Оливия немного удивилась внезапному вопросу подруги, но, не подав вида, деловито вгляделась в её лицо.

– Да нет. Ненамного. Почти такие же. Только если чуточку поменьше. У тебя, вообще говоря, другой разрез, и потому трудно сравнивать, – тоном эксперта сосредоточенно бормотала Оливия, разглядывая в рыжеватом вечернем свете немного раскосые желто-зеленые глаза Люции, – Кроме того, величина – это далеко не всё, главное – форма. Ни у кого больше нет такого загадочного прищура как у тебя!

Ей хотелось порадовать подругу комплиментом. Оливия сама очень близко к сердцу принимала чужие комментарии относительно внешности и поэтому считала, что и подругам всегда следует говорить на этот счёт только приятные вещи, хотя Господь действительно не поскупился, наделив Роксану магнетическими тёмно-карими глазами. Очень большими. Но, конечно же, не такими, как у самой Оливии. У той глаза были совсем огромные, прямо гигантские, почти круглые, выпуклые – она иногда весьма забавно их таращила, когда удивлялась или сердилась.

Люция вздохнула. Наверное, она не поверила. Девушки пошли дальше, медленно удаляясь от моря, уютно свернувшего хвост в бухте под скалами.

– А почему ты спросила?

– Ну просто… Не знаю. Мне кажется, что большие глаза очень красивые. Как у персонажей анимэ.

– Я думаю, это – дело вкуса, – произнесла Оливия с ноткой ободрения в голосе, – нас со всех сторон пичкают стереотипами – огромные глазищи, длинные ноги, большая грудь…

– Тебе хорошо говорить, – вздохнула Люция ещё грустнее, – у тебя всё это есть…

– И толку? – Оливия саркастически ухмыльнулась. – На свете полно людей с нестандартными предпочтениями…

Люция сразу же догадалась обо всём, даже о том, что не было произнесено – так часто происходит между очень близкими подругами – и легко погладила Оливию по руке.

– Не расстраивайся.

– Ты тоже не вешай нос, – ответила Оливия приободрившись, – ты настоящая красавица! Поверь, если бы мы все ходили по улицам одинаковыми пучеглазыми куклами, парням было бы совсем не интересно, и они вообще не обращали бы на нас никакого внимания, как на манекены в витринах! – Высказывание советов и ободрений неизменно доставляло Оливии удовольствие и добавляло ей уверенности в себе. Она любила повторять вычитанные или ранее услышанные от других мысли, удачные на её взгляд, даже если сама не вполне могла ещё их прочувствовать и разделить.

Люция хихикнула смущенно и благодарно, подхватила пакет, и снова они пошли, оставляя позади море, полчаса назад нежно ласкавшее их тела, прощающееся с ними шепотом, серебрящееся в лучах солнца.

2

Это была их самая любимая игра. Они часто играли в неё при посторонних, удивляя и озадачивая тех. Подчиняясь общему настроению, иногда они сами даже начинали верить, что читают мысли друг друга.

Одна из девушек раскладывала на столе несколько игральных карт – обе запоминали их – потом переворачивала карты рубашками вверх, перемешивала и выбирала наугад одну, смотрела на неё сама и клала на место, а другая девушка, держа подругу за руку и внимательно глядя ей в глаза, угадывала, что это была за карта.

Случалось, что Оливия и Люция не ошибались девять раз из десяти.

– Да вы просто феномен ходячий! Единое сознание! – восклицали пораженные зрители.

– Или мухлюете?

– Фокусницы… В чем секрет?

Оливия и Люция переглядывались и загадочно улыбались. Никакого секрета не было. Они действительно угадывали карты. Глядя в глаза, чувствуя тепло рук, они умудрялись прочесть их в душах друг друга. А вот с остальными почему-то ничего не выходило. С Роксаной и у Оливии, и у Люции случалось не больше двух трёх совпадении из десяти.

Они решили, что с помощью этой игры можно улавливать таинственную связь двух людей, определять степень близости между ними, глубину взаимного проникновения их миров – нечто неощутимое, неописуемое, невероятное.

Это было, разумеется, их наивное девичье полуфантастическое предположение, но в какой-то мере оно соответствовало действительности: подруги на самом деле старались открыться друг другу так полно, как только возможно, и составляли практически одно целое.

Люция закончила десятый класс, Оливия была пятью годами старше, студентка. На солнечном побережье они проводили лето, а осенью уезжали домой – в большой город.

Оливия укротила мощный, бесхозно стоявший в сарае у дяди мотоцикл, когда-то принадлежавший её двоюродному брату, которого отправили учиться за границу. Как же лихо носилась она, оседлав его, по извилистому шоссе вдоль побережья и по плоскогорью, вздымая густые клубы жёлтой пыли! А сзади, обхватив её за пояс и тесно прижимаясь к ней, неизменно сидела Люция. Их длинные волосы, выбивающиеся из-под шлемов, развеваясь в воздухе, смешивались, глаза горели азартом скорости, юности и жизни…

Это было хорошо.

У подруг имелось любимое место в лесу – пятачок – так они называли его. Среди бора, в самом центре давней почти круглой вырубки, стояло удивительное дерево – очень старая, в два обхвата, сосна. Торчащие из земли могучие корни лежали кругом, точно выползшие погреться на солнышке огромные змеи. А нижняя часть ствола, практически лишенная коры, гладкая как камень, темно-серая, отшлифованная временем и всеми теми, кто приходил сюда, гладил её и скоблил от нечего делать, имела выпуклое утолщение, своей формой поразительно точно повторяющее женскую грудь, на нем даже был сосок – зачаток давным-давно наметившейся, но не выросшей в том месте ветви.