Любовник тетушки Маргарет - Мейвис Чик

Нет ничего удивительного в том, что Елизавета Первая предпочла не выходить замуж. В самом деле, учитывая обстоятельства, связанные с ее рождением, и события, происходившие, пока она взрослела, мысль о замужестве могла прийти ей в голову лишь под страхом смертной казни: в годы становления она была вынуждена то и дело увертываться от проносящихся мимо со свистом отрубленных голов всевозможных дядюшек, кузенов, мачех, не говоря уж о собственной матери, а также наблюдать, как некогда любимые жены монархов либо получали разрыв сердца от горя, либо насильно посвящались в монахини. Ее безбрачие, однако, стало среди историков предметом особенно ожесточенных споров и кривотолков.

Удобное якобы научное объяснение, что замужество сделало бы Елизавету зависимой от супруга и таким образом ограничило ее верховную власть, — полная чушь. Компрометирующая и несколько истерическая версия, состоящая в том, что она физически была не способна вступить во владения Его Величества Фаллоса из-за гинекологических отклонений, — вообще бред сумасшедшего и скорее всего следствие мужского священноначалия в медицине. К женскому здравому смыслу никакого отношения это не имеет. Если сомневаешься, доверься клевете. Бен Джонсон — Драммонду после ужина в Хоторндене: «У нее была девственная плева, не позволявшая принять мужчину, хотя она с большим удовольствием перепробовала многих…» Что ж, Бен, надеюсь, так оно и было…

Нет-нет. Сердцем (и нутром тоже, как она доказала) Елизавета была женщиной, романтичной женщиной, отнюдь не дурой. Все просто: она навидалась достаточно, чтобы знать, куда может завести статус замужней дамы, и отгородилась от него гульфиком. Мудрая женщина. Выбирала себе похотливого и красивого фаворита или двух, чтобы они льстили ей и раболепствовали (полурайское состояние), это ее устраивало. Ну и пусть род Тюдоров на ней пресекся! Ну и пусть ей наследовал сутенерствующий прозелит Яков Шотландский! Она предпочла счастье в безбрачии и до самой кончины не знала тяжести иной властвующей длани, кроме собственной. Она видела, что творили чужие мужья, и ей это совершенно справедливо не нравилось.

Неудивительно, что и некоторые современные женщины, став свидетельницами множества семейных катастроф своих знакомых, тоже предпочли безбрачие. Как, например, тетушка Маргарет, которая стояла сейчас в некотором отдалении от остальных провожающих на продуваемом холодными ветрами портсмутском пирсе и махала трепетным платочком отплывающему в Нью-Йорк величественному океанскому лайнеру. Она пребывала как раз в том возрасте, какого достигла Елизавета, когда ее советники всерьез запаниковали, — королева осталась старой девой. Маргарет тоже, впервые за последние восемнадцать лет, испытывала состояние легкой паники по поводу собственного одиночества. Это пройдет, уговаривала она себя под вой пароходного гудка, хлопанье флагов и бодрую мелодию, исполняемую выстроившимся на пристани оркестром. Ее прощальные взмахи становились все более сердечными. В ее руке большой платок отца, и она знала, что его хорошо видно даже издалека. Прищурившись, Маргарет все еще могла различить перегнувшуюся через перила фигурку Саскии, махавшей в ответ, юное лицо, светящееся радостным ожиданием, золотоволосую головку, склоненную набок, новый розовый свитер из ангоры — пушистое облачко среди тусклой массы плащей.

— Моя любовь всегда с тобой! — крикнула тетушка Маргарет, но слова потонули в грохоте волн. — Будь счастлива!

Она искренне отпустила ее и желала удачи. Приемной матери неведома та пуповинная связь с ребенком, которую ощущает мать биологическая. Маргарет испытывала лишь глубокое облегчение, смешанное со слезами печали. Она свое дело сделала. Теперь ее племяннице предстояло воссоединиться с отцом. С настоящим отцом, не суррогатным. С отцом, которого девочка не видела с той поры, когда еще только училась ходить. Саскии не будет целый год. Но Маргарет Перси понимала, что на самом деле ее отсутствие продлится куда дольше, потому что вернется она уже другим человеком. Малышка Саския ушла навсегда, ее место займет кто-то иной. Это предопределено. Маргарет Перси грустила, но не чувствовала себя обездоленной собственницей. Концы порванной нити рано или поздно должны быть связаны. Маргарет ждала этого момента и, когда он настал, сочла своим долгом поддержать желание Саскии. Матери родовыми муками выстрадали право обладания, дети им обязаны; теткам — нет. Маргарет Перси повернулась и направилась к машине. Теперь она одна, а эта легкая паника — что ж, это тоже неизбежно.

Маргарет бросила еще один, последний, взгляд на абрис огромного плавучего мира и подняла лицо к небу. Обращаясь к насыщенным влагой облакам, произнесла: «Храни ее, если Ты там, наверху!» Потом задумалась: каким будет предстоящий опустевший год, и, уже садясь в машину, приказала себе: «Воспринимай это как приключение».

Она повернула ключ зажигания. «Тридцать девять — не такая уж старость. — Еще раз, быть может, слишком резко, повернула ключ. — Во всяком случае, еще не сорок».