Звезды любви - Нэн Райан

Территория нынешнего штата Невада

Июль 1860 года

Летняя ночь была теплой и тихой. С востока дул легкий ветерок. Было поздно. Яркие звезды мерцали в небесах, и полная белая луна освещала высоко вздымающиеся горы. У южного подножия горы Солнца, приютившись в ее тени, на берегу реки Карсон одиноко стоял небольшой новенький дом.

Огни в доме были погашены; молодой золотоискатель и его жена крепко спали на кровати, закрытой пологом. Усталый мужчина лежал на спине, закинув мускулистую руку за голову. Он чуть слышно похрапывал. Его юная жена, тоже чрезвычайно утомившаяся за день, лежала, повернувшись к мужу спиной; пальцы ее правой руки держались за край постели, словно женщина замерла в ожидании, готовая при малейшем шуме вскинуть руку… Рядом с кроватью, меньше чем в двух футах от чутко дремлющей матери, стояла колыбель, вырезанная из ароматного кедрового дерева; в ней спал младенец, которому была всего неделя от роду.

Мир и тишина царили в маленьком темном доме и в обширной долине. Но к молодой паре и их первенцу бесшумно и уверенно подкрадывалась смертельная опасность…

Над склоном высокой горы, менее чем в миле от домика, сверкнула ночная молния, и хрупкую сухую веточку внезапно охватило пламя. И через несколько секунд иссохшая без дождей равнина уже пылала. Подстрекаемый усилившимся ветром, огонь, несущий смерть, быстро распространялся. Сжигающий ад приближался к дому золотоискателя, и голодное чудовище-пламя пожирало все на своем пути. Чистенькое белое жилище четко обрисовалось на склоне горы Солнца, среди зловещих оранжевых отблесков. Языки огня жадно лизнули оконные стекла, дыхание пламени обожгло деревянные стены; снопы ярких красных искр упали на кедровую крышу… огонь рвался в дом.

А внутри спала молодая семья, не подозревая, что в их дверь стучится смертоносный гость, твердо решивший лишить их жизни.

Высоко над домом, на каменистом, неровном склоне величественной горы Солнца, остановилась небольшая группа индейцев-шошонов — кочевников американской пустыни; они выехали на поляну и заметили огонь внизу, в долине. Величавый вождь шошонов, крепкий и сильный Красная Лисица, внезапно остановил своего мустанга. Лошадь фыркнула и затанцевала на месте. Черные глаза Красной Лисицы сузились от ужаса, когда он заметил, что смертоносный огонь охватил маленький домик.

Вождь стремительно вскинул правую руку, тут же опустил ее и ударил мягкими задниками мокасин по бокам мустанга. Лошадь рванулась вперед, вниз по склону горы. Шестеро воинов-шошонов, повинуясь безмолвному приказу вождя, вскочили на своих быстроногих коней и поскакали следом.

Вождь и его воины перелетали через узкие овражки, огибали огромные камни, спеша вниз, в долину; им были хорошо знакомы все ловушки и опасности коварного склона. Через несколько минут они уже добрались до домика, но хрупкое строение было к этому времени уже охвачено огнем. Жара была невыносимой. Рев пламени, звон лопающихся стекол и треск пылающих бревен оглушали.

Вождь Красная Лисица успокаивающе похлопал по шее испуганного мустанга, заставляя коня подойти ближе к огню.

Черные глаза вождя всматривались в дым и пламя, он дышал с трудом — что-то сжимало его грудь. Вождь Красная Лисица чувствовал, что его притягивает пламя, словно изнутри звучал голос духа, мощный, влекущий. Приказывающий вождю войти внутрь.

Воины-шошоны, не спешиваясь, со страхом наблюдали за своим вождем. Но когда они попытались криками предостеречь его и заставить повернуть назад, вождь уже приблизился к самому пламени. Жар огня обжигал его лицо, жалил глаза… Но вождь замер. Он просто не мог повернуть назад. Что-то держало его.

И вот наконец он услышал.

Сначала этот звук был едва различим, его заглушал рев пламени. Вождь повернул голову, вслушиваясь; его большое тело окаменело от напряжения. И он услышал вновь. Плач младенца.

Вождь Красная Лисица спрыгнул на землю и бросился в горящий дом. Какая-то неведомая сила несла его сквозь густой удушающий дым, прямиком к спальне. Языки огня плясали на стенах вокруг Красной Лисицы, и погребальный костер пылал на месте укрытой пологом кровати.

Вождю достаточно было бросить лишь один быстрый взгляд в ту сторону, чтобы понять — мужчину и женщину уже не спасти. Но рядом с горящей постелью в не тронутой огнем колыбели кричал и барахтался младенец. Красная Лисица выхватил кричащего малыша из колыбели, быстро обернул ребенка одеялом и мгновенно пересек полную дыма и огня спальню.

Одной рукой прижимая младенца к могучей груди, а другой придерживая закрывающее головку малыша одеяло, вождь Красная Лисица выскочил в окно и твердо встал на землю, чувствуя запах собственных опаленных волос.

Воины облегченно вскрикнули, когда увидели, что их вождь наконец в безопасности. Крыша дома вдруг с грохотом рухнула внутрь, и пламя высоко взметнулось в ночное темное небо. Дождь желто-оранжевых искр обрушился на обнаженную бронзовую спину вождя, обжигая гладкую кожу.

Но вождь даже не заметил этого.

Лишь много часов спустя Красная Лисица почувствовал боль от ожогов. А сейчас тридцатипятилетний вождь шошонов полностью сосредоточился на своей ноше — крошечном человеческом существе, завернутом в белое одеяло.

Когда небольшой отряд добрался до прохладного безопасного места на берегу стремительно текущей реки Карсон, вождь, спешившись, опустился на колени у самой воды. Он осторожно положил плачущего младенца на траву и развернул укрывавшие его одеяльце и пеленки.

Крохотный человечек, вопивший во всю силу своих легких, морщил покрасневшее личико и извивался, как червяк, размахивая стиснутыми кулачками и брыкаясь. Ни один темный волосок на его голове не был задет огнем.

И свирепый вождь шошонов, как любой молодой отец в мире, неловко похлопал младенца по крошечному вздрагивающему животику и забормотал что-то невнятное, но нежное.

Дитя продолжало заливаться плачем.

Вождь улыбнулся. Потом свистнул, подзывая мустанга, и взял плачущего малыша на руки. Выпрямившись, он на несколько мгновений замер в лунном свете, заливающем берег реки, крепко прижимая к себе младенца. Потом попытался укачать дитя, гукая и бормоча всякие глупости.

Но дитя продолжало плакать.

Воины издали наблюдали за Красной Лисицей, а он на своем родном языке говорил малышу:

— Не бойся, я не причиню тебе вреда. И никогда, никогда не позволю никому обидеть тебя. Потому что есть кто-то, — продолжал он низким, мягким голосом, склонившись к головке, покрытой шелковистыми темными волосиками, — кто будет любить тебя даже больше, чем любила бы родная мать.