Это подиум, детка! Сказка о московских куколках - Маша Царева

Гадкий утенок – вот кем она была.

Ей было всего лет десять-одиннадцать, когда стало понятно, что прекрасная принцесса никогда не вылупится из этого долговязого существа с острыми коленками, рыжими ресницами и крупными передними зубами. Уже тогда она была выше сверстников на полторы головы. А через несколько лет, к десятому классу, ее рост и вовсе зашкалил за допустимый женственностью предел и замер на отметке 185.

Она была тихой, забитой. Сидела на последней парте. Послушно давала списывать первым красавицам в надежде на то, что ей швырнут хотя бы объедки девичьей дружбы, и не обижалась, ничего не получая взамен.

Уродина.

Волосы жесткой проволокой торчали во все стороны. Шея бледная, длинная. Крупные бурые веснушки – как будто по ее лицу кто-то рассыпал порченый горох.

Ее возможное счастье было соткано из сотни досадных «если бы». Ах, если бы она была баскетболисткой, чемпионкой – тогда никто бы не посмел выдразнивать ее отмеченные медалями и кубками габариты! Но она была неловкой, медлительной, неповоротливой – на радость окружающим, сшибала углы и путалась в собственных конечностях. Ах, если бы она жила в Москве – говорят, высокий рост там ценится как элемент породистости! Но нет – она родилась в небольшом сибирском городке N, где ей свистели вслед, а она делала вид, что не обижается.

Ее самосознание было огранено вечными насмешками, полным мужским игнором, неприятным заспинным шепотком и обидными прозвищами, которыми награждали ее одноклассники. Коломенская верста, клоун, теть-достань-воробушка, пожарная каланча, годзилла…

И кто бы мог предположить, что однажды эта коломенская верста, страшилище № 1, нелюдимая бука, клоунски рыжее недоразумение природы станет признанной красавицей, подчинившей полмира своему капризному эго? Кто бы мог вообразить, что этой дылде будут принадлежать лучшие брильянты Tiffany и лучшие пенисы Манхэттена?!

Вот уж правда – неисповедимы подлунные пути…

Шестнадцатилетняя Алена Соболева и предположить не могла, какую роль сыграет в ее жизни тот душный июльский день. Ничего особенного в нем не было – понедельник как понедельник. То было ее последнее длинное лето. Впереди – десятый школьный год, после которого предстояло впрячься в лихорадочную взрослость – выпускные экзамены и вступительные, сессии, лекции, хронический недосып и нервный гастрит, работа, в лучшем случае обрамленное первой любовью замужество, подгузники, корь, ветрянка, взятки, чтобы отпрыска в лучшую школу приняли…

Все это было, с одной стороны, неизбежным, с другой – призрачно-далеким: так в разгар душного лета не хочется верить в бесцеремонно щипающие за нос крещенские морозы. А пока она была всего лишь долговязой девицей в немодном ситцевом халате и инфантильных белых носках под заношенными сандалиями. Она шла бок о бок со своей лучшей подружкой Галиной, лениво ела эскимо и пыталась поддержать разговор о любви. Опыта в делах любовных у Алены почти не имелось (не считая нелепого скучного соития со случайным мужчиной, о котором она никогда никому не рассказывала), так что ее участие в диалоге сводилось к репликам вроде «Да ну?», «Ну да!» или экспрессивному «Ничего себе!»

Галине тоже было шестнадцать лет, и ей нравилось выглядеть прожженной и опытной по сравнению с никчемной подругой. Она только что вернулась с дачи и теперь вдохновенно рассказывала о Коляне и Петяне, которые приходили в ее детский шалаш, построенный из веток и полиэтиленовой пленки, и там доводили ее до состояния, которое сама Галя описывала так:

– Ты не представляешь, что это, у меня дрожали колени, и я себе все губы искусала! До крови!

Алена внимала с недоверчивым восхищением. Где-то в глубине ее существа медлительной медузой пошевеливалось что-то, похожее на зависть, но она решительно давила зародыш мерзкого чувства. Какой смысл завидовать? Совсем неудивительно, что Галина в ее шестнадцать лет уже испытала оргазм, ведь она – принцесса.

По закону жанра ее лучшая подружка Галина была слеплена из иных человеческих материалов. На ее производство небесная фабрика пустила строительные ресурсы limited edition – плавные изгибистые линии, тонкие черты, бархатные брови, шелковые волосы… Ее кровь – сложносочиненный коктейль, этакий генетический лонг-дринк, в котором отметились круглолицый славянский отец, плавная восточная красавица мама и бабушка с невнятными татарскими корнями. В результате этого микса Галине досталась нездешняя, душераздирающая красота.

Их дружба была родом из детства – в законах малышового товарищества красоте не отводится решающей роли.

Галочка была истинной звездой – занималась фигурным катанием и бальными танцами, умела кататься на лошади верхом и превосходно пела. Она мечтала рано или поздно вытеснить эту звездность за рамки микрорайонного масштаба.

Именно она и обратила внимание на криво приляпанное к фонарному столбу объявление. Алена сначала и не поняла, что привлекло ее внимание. На полуслове прервав рассказ о том, как Колян узнал о том, что в шалаше бывает не только он, но и Петяня, и пригрозил повеситься, Галя остановилась.

– Что случилось? – машинально сделавшая несколько шагов вперед, Алена тоже замерла. В их дружбе верховодила Галина, Алене отводилась роль восхищенного пажа.

– «Мэрия N-ска и международное модельное агентство Podium Addict приглашают девушек (возраст 15—25, размер до 46, рост не ниже 165) на конкурс красоты „Мисс N-ск“. Отбор проходит в ДК по понедельникам с 19.00, при себе иметь купальник», – вслух прочитала Галя.

Распечатанное на принтере объявление украшала фотография дурного качества – на ней поделенная на сотни черно-белых точек большегрудая блондинка в бальном платье и короне ослепительно улыбалась в объектив.

– И что? – удивилась Алена. – Нам-то что с этого? Ты хочешь достать билеты на конкурс?

– Дурочка, – сузила синющие глаза Галя, – ну при чем тут билеты? Может быть, этот конкурс – наш счастливый билет! А что, мы обе подходим. И по возрасту, и по росту, и по размеру. Может быть, стоит рискнуть? Сегодня понедельник как раз. Чем мы хуже этой? – Тонкий смуглый пальчик уперся в невнятную фотографическую блондинку.

Алена равнодушно пожала плечами. Она понимала, что «нам» было сказано из вежливости, на самом же деле Галя пытается примерить к королевскому титулу только свою собственную судьбу. Ей не было обидно. Если в тринадцать лет при очередном чьем-нибудь восклицании: «Ну и дылда!» ее захлестывала черная волна осознания мировой несправедливости, то сейчас, в шестнадцать, она внутренне была взрослее сверстниц и твердо верила – физической красотой счастье не ограничивается. Она поступит в институт, станет великолепным педагогом, и жизнь ее закрутится не хуже, чем у остальных.

А Галина уже нетерпеливо подпрыгивала на месте: