Любовь и честь - Патриция Хэган

Париж

1895 год

Сквозь открытое окно в комнату врывался легкий ветерок, и принесенное им сладкое дыхание весны вытесняло из больничной палаты запахи лекарств.

Джейд О’Бэннон Колтрейн неподвижно лежала на железной койке. Ее глаза были закрыты, а длинные темные ресницы касались бледных щек. Но даже сейчас ее редкая ирландско-русская красота вызывала восхищение. Джейд происходила из царской династии Романовых. Всякий, кто знал Джейд, утверждал, что она обладала не только красотой, но и добрым нравом.

Джейд ждала своего первенца. Снова начались родовые схватки, и она, застонав, положила руки на свой огромный живот.

Колт Колтрейн не сводил глаз с жены. О Боже, как он любил ее! А ведь однажды чуть не потерял…

Колт покачал головой, стряхивая с себя причиняющие душевную боль воспоминания. С тех времен минула целая вечность. Пережитые тогда бурные события теперь уже не имеют значения. Ныне Колт и Джейд вместе и больше никогда не расстанутся.

Несколько часов назад начались преждевременные роды: предполагалось, что ребенок появится на свет лишь где-то через полтора месяца.

Колт оторвал взор от Джейд и взглянул на свою мать, сидевшую по другую сторону кровати. Достигнув зрелого возраста, Китти Райт Колтрейн осталась такой же прекрасной, какой была в юности. Ее необыкновенные фиалкового цвета глаза по-прежнему отсвечивали золотистыми блестками, а рыжие волосы сияли огненными бликами заходящего солнца.

Китти встретила умоляющий взгляд сына и горестно покачала головой. Она хотела успокоить его, но знала, что ребенок родится недоношенным, крошечным и слабым. Очень мало шансов, что он вообще выживет. Свои грустные мысли Китти, однако, оставила при себе и спокойно сказала:

– Я тебе уже говорила, первые роды длятся всегда дольше.

Колт кивнул и вновь поглядел на жену. Она прикусила нижнюю губу, чтобы сдержать крик от надвигавшейся боли. Он взял в ладони ее руки, шепча слова любви и ободрения до тех пор, пока схватки не ослабли.

Дыхание Джейд вновь выровнялось. Она взглянула на Колта и хрипло прошептала:

– Твоя мать права. Роды продолжатся долго. Прошу пойди немного отдохни и чего-нибудь перекуси.

Колт решительно покачал головой:

– Я не отойду от тебя.

Китти заметила, что у него нет иного выбора.

– Я удивляюсь, что сестры разрешают тебе оставаться здесь так долго. Роды – очень личное, тайное событие в жизни женщины. – Она обошла кровать и твердо положила руку на плечо сына: – Иди домой и посмотри, как там отец. Не сомневаюсь, он места себе не находит. Что-нибудь поешь и немного отдохни. Когда вернешься, то у тебя, вероятно, будет еще время, чтобы подождать… снаружи, – подчеркнула она.

Дверь отворилась, и в комнату вошла монахиня, одетая в накрахмаленную белоснежную форму медицинской сестры. Она принесла накрытый салфеткой поднос и властным тоном сообщила, что ее зовут сестра Фифайн.

– Я должна подготовить мадам Колтрейн к родам. Вынуждена попросить вас выйти. – Сестра нетерпеливо взглянула на Колта.

– Вы пришли в самый подходящий момент, – рассмеялась Китти. – Я уже истощила все свои аргументы.

– Разрешите мне, пожалуйста, провести хотя бы минутку… с ней наедине, – попросил Колт.

Три женщины посмотрели на него и поняли, что разубедить его невозможно. Сестра Фифайн нахмурилась.

– Только одну минуту, – сухо сказала она и, прежде чем выйти из палаты, поставила поднос на стол. Китти последовала за ней, закрыв за собой дверь.

Колт опустился на колени перед кроватью, сжав руки Джейд:

– Я люблю тебя, Джейд. Верь мне.

– И я люблю тебя, мой дорогой. – Она приподняла слабую ладонь, чтобы отбросить с его лба прядь иссиня-черных волос, и улыбнулась, заметив, как он смотрит на нее своими бесподобными темно-серыми глазами.

– Это начало для нашего младенца, для нас, для нашего будущего. Все остальное не имеет значения.

Колт рассеянно кивнул, ощутив, что на него опять нисходит странное чувство… Похоже, Джейд не так рада, как она утверждает, предстоящему появлению ребенка. Ему показалось еще более странным то, что жена, по-видимому, даже рада преждевременным родам.

Джейд облизнула пересохшие губы, глубоко вздохнула и замерла, почувствовав усиливающиеся схватки. Но пока боль не улеглась, Колт не отодвинулся от нее, хотя и слышал звук открывающейся двери.

– Месье… – взволнованно произнесла сестра Фифайн.

– Колт… – мягко уговаривала его Китти.

Он еще раз поцеловал жену и нехотя направился к двери.

– Я никуда не уйду. Подожду снаружи. – Он шутливо подмигнул. – Не уйду до появления Джона Тревиса Колтрейна-младшего.

Джейд с усилием улыбнулась:

– Ты имеешь в виду – Кэтрин Райт Колтрейн!

Китти подтолкнула Колта к двери:

– Кэтрин, Тревис или как вы там еще решите назвать младенца, но сейчас уходи!

Сестру Фифайн не умилила эта сцена. Строго поглядев на Китти, она кивнула в сторону двери и сказала:

– Будьте добры, мадам, мне хотелось бы, чтобы и вы оставили нас.

Китти мгновенно ощетинилась:

– Я никуда не уйду! На свет появляется мой внук или внучка, и у меня нет никакого желания уходить, пока это не произойдет.

Сестра Фифайн покачала головой. По тому, как блеснули глаза мадам Китти Колтрейн, она поняла, что та говорит всерьез.

– Это будет зависеть от доктора. Но пока я все-таки вынуждена попросить вас подождать снаружи.

Китти сердечно поцеловала Джейд:

– Скоро увижу вас. Я собираюсь убедить своего упрямого сына уйти на какое-то время домой.

Как только они оказались по другую сторону двери, Колт взорвался:

– Мама, я никуда не собираюсь уходить! Джейд сейчас очень тяжело. Мы с тобой понимаем, что роды преждевременные и ребенок может не выжить.

– Не стану тебе лгать, – ответила она. – Мы можем потерять младенца, но не потеряем Джейд. Она молода и здорова, и у вас будут другие дети. Подумай об этом, Колт, и давай помолимся, чтобы все поскорее закончилось.

– Я не могу снова потерять ее. Я клянусь…

День перешел в сумерки, а потом на сверкающее, усеянное алмазами звезд небо над Парижем – городом света – подобно бархатному занавесу, опустилась ночь.

В больнице царило спокойствие. Примерно в полночь три полных, суровых монахини проводили Колта в приемную, из которой не было ни видно, ни слышно ничего из того, что происходило в родильном зале. Он сидел один в небольшой унылой комнате, вся обстановка которой состояла из нескольких рядов деревянных скамей. В ней не было окон, и только большое распятие висело на одной из стен.