Лэйси из Ливерпул - Маурин Ли

Рождество 1940 года

Женщина лежала и слушала, как в окна больницы стучит дождь. Они с Элис выбрали неудачную ночь, чтобы рожать. Как обычно в последние месяцы, начался воздушный налет, массированный и долгий, и их перевели в подвал. Мальчишка у Элис родился в четверть двенадцатого, всего через несколько минут после отбоя воздушной тревоги. Ее собственный сын появился на свет почти на три часа позже, так что дни рождения их дети будут праздновать не в один день. К концу дня возникла непредвиденная ситуация: поступил экстренный вызов — какую-то женщину обнаружили под обломками дома, и у нее едва не случился выкидыш. Но сейчас в больнице все успокоилось.

В кровати напротив мертвым сном спала ее невестка, не обращая никакого внимания на звуки окружающего мира, как и остальные шестеро женщин в палате. «Почему я не могу спать вот так?» — с раздражением подумала женщина. В голове у нее роилось слишком много планов на будущее, чтобы уснуть: как достать то, как сделать это. Как растянуть двадцать пять шиллингов на всю неделю, да еще заплатить из них за квартиру. Боже, как бы ей хотелось приобрести новые занавески для гостиной! Но мечтать о новых занавесках, да и вообще о чем-то новом, было пустой тратой времени.

Разве только она украдет что-нибудь, отнесет в ломбард, а на вырученные деньги купит занавески. Она уже воровала раньше, и у нее тогда дико колотилось сердце, а под мышками было мокро от пота. В первый раз это были дешевые бусы, которые выглядели как жемчуг. На ярлычке значилась цена — одна гинея. Ростовщик предложил ей флорин, который она с благодарностью приняла, и на рынке Пэдди купила на него четыре чашки с блюдечками.

Как-то раз она пешком отправилась в город и «приобрела» хрустальную вазу в магазинчике Джорджа Генри Ли, которую потом поставила на каминную полку, хотя, кроме нее, никто не знал, что ваза хрустальная. Билли считал, что это дешевое старье. За серебряный подсвечник, украденный у Гендерсона, удалось купить чудесный коврик перед камином в гостиной. Кое-что она оставляла у себя, а что-то относила в ломбард. Она стала большой умелицей в мелком воровстве. Главное — сохранять спокойствие, не убегать сломя голову, а улыбаться, медленно направляясь к двери. Самым опасным был первый шаг к выходу, потому что если бы ее засекли, то сцапали бы именно в этот момент. Но пока что ей все сходило с рук.

Ей было все равно, как она выглядит, лишь бы иметь мало-мальски приличный вид; не обращала она внимания и на то, что ест, зато ей нравились красивые вещи для дома: занавески, посуда, мебель. От мебели она просто сходила с ума. За обитый вельветом новый диван с креслами, темно-зеленый или темно-синий, она продала бы душу дьяволу. Она облизнула губы и представила себе парчовые подушки с бахромой, по одной с двух сторон дивана и на каждом кресле.

Больше всего ей хотелось иметь новый просторный дом, который она могла бы наполнить красивыми вещами. Ей до смерти опротивел ее дом на О'Коннел-стрит, с его двумя квартирами на втором этаже и двумя — на первом. Но если даже новые занавески представлялись несбыточной мечтой, то о большом доме тем более не стоило и думать. Когда ты замужем за таким неудачником, как Билли Лэйси, то с равным успехом можешь мечтать о полете на Луну.

Она с трудом села на кровати. Красная лампа под потолком бросала зловещий отсвет на палату, на простертые тела, прикрытые вылинявшими стегаными покрывалами. «Выглядит точь-в-точь как морг, — подумала она. В комнате висели бумажные гирлянды, и она вспомнила, что сегодня — канун Рождества. — Все, кроме меня, словно умерли, а эта толстая сука в углу храпит так, что можно сойти с ума».

Часы над дверью показывали четверть пятого. Скоро будут разносить чай. Элис, у которой уже было трое детей, все девочки, и которая разбиралась в больничных порядках, говорила, что тележка с чаем приезжает рано, около пяти. Крайне неподходящее время для побудки. А пока можно прогуляться. Если она будет валяться в постели до скончания века, то наверняка не сможет заснуть.

Дождь лил как из ведра, и стекла дребезжали в рамах. Он барабанил по крыше, и она подумала, что, возможно, Билли наконец-то починит оторванные листы шифера над туалетом. Она миллион раз просила его, но, вероятно, все кончится тем, что ей придется самой заняться этим. Она почти все чинила в доме сама. При мысли о Билли губы ее искривились в горькой усмешке. Его брат, Джон, оставался с Элис почти до того момента, когда родился их сын. Да и потом он ушел только потому, что за девочками присматривала соседка, которая до смерти боялась налетов. А Билли бросил ее на ступеньках больницы, когда у нее должен был родиться их первенец. Торопился в пивную, по своему обыкновению. Он даже не знал, кто у нее родился, мальчик или девочка.