Сокровище - Жюльетта Бенцони

Лязгнул замок — и дверь распахнулась. В дверном проеме показался тюремный сторож, пошатывавшийся под тяжестью целой горы блюд и тарелок, прикрытых оловянными крышками.

Лязг и звон металла заполнил восьмиугольную комнату, она гудела, как барабан, но весь этот шум не отвлек арестанта от горьких и смутных мечтаний, охвативших его с того момента, как за ним закрылись ворота Бастилии.

Жиль не отвел взгляда от пыльных складок балдахина, натянутого над кроватью, он лежал так часами, пытаясь заглушить свое горе, и вставал только для того, чтобы слегка освежиться и проглотить без аппетита ложку тюремной пищи.

Но и это он делал, лишь чтобы порадовать Понго — ирокезского колдуна. Вот уже четыре года прошло с их первой встречи на реке Делавэр, за это время они ни разу не расставались. От испанских сьерр и двора Карла III до сверкающих паркетов Версаля и рощ Трианона Понго повсюду следовал за своим хозяином, вот и теперь, не раздумывая, он пошел за Жилем в Бастилию, хотя ему, сыну бескрайних просторов, заключение было особенно тягостно. Понго был не только слугой, оруженосцем и поваром, но и другом, а при случае и кормильцем Жиля.

Отчаявшись в настоящем, потеряв надежду на будущее, Жиль давно опустился бы и превратился в настоящего каторжника или уморил бы себя голодом, но присутствие Понго, всегда внимательного и молчаливого, поддерживало его.

Его мучили воспоминания: те несколько радостных дней, когда Жюдит была с ним, ее голос, улыбка и, наконец, свадьба, обещавшая столько счастья и так грустно закончившаяся.

Но даже боль разлуки и позор заточения не смогли разжечь в душе Жиля ненависти к той, что была причиной свалившегося на него горя. Он прекрасно знал Анну де Бальби, ее жестокий, ревнивый и эгоистичный нрав, но не смог защитить от нее свою любовь. Как он не понял, что женщина ее положения не позволит оттолкнуть себя на обочину и отомстит со всем жаром уязвленного самолюбия!

Только это и мучило его. Все же, что касалось предполагаемой связи между ним, простым гвардейцем короля, и принцем — кардиналом де Роганом, которого королева не уставала обвинять в краже бриллиантового колье, представлялось ему совершенно недостойным внимания. Он считал, что поступил милосердно, согласившись сжечь письмо и сохранить маленький портрет, возможно, компрометирующий королеву. Свою роль сыграли в этом и древние феодальные узы, с незапамятных времен связывающие сыновей Кречета и принцев де Роган, узы настолько крепкие, что бросили вызов власти короля Франции.

Он не боялся смерти. Ему было совершенно все равно — на Гревской площади или во внутреннем дворе Бастилии окончатся его приключения. В любом случае это будет избавлением от страданий. Жизнь без Жюдит была для него настолько невыносимой, что только вера в Бога удерживала нашего героя от самоубийства. Он слишком хорошо знал свою жену, ее чисто бретонское упрямство, и не надеялся, что однажды она выслушает его и поверит. Нет, они оба попались в искусную западню госпожи де Бальби. Жюдит убеждена в его измене и никогда не вернется. Так зачем ему жить!

Тем временем Гийо, тюремный сторож, накрывал на стол. Делал он это молча, ни разу не взглянув на узника: сначала Постелил на стол еще довольно свежую скатерть и заменил в подсвечниках свечи, потом расставил на столе блюда и с довольным видом снял с них крышки.

— Сударь, повар отлично поработал, — сказал он, — у вас сегодня раковый суп, пирожки, рагу, фрукты и пышки.

— Я не голоден.

— Вы не правы, но если вам действительно не хочется, то унесу…

— Мой все съест сам, — решительно заявил Понго и стал вежливо подталкивать тюремщика к двери. — Твой уходить.

— Вместо того чтобы откармливать меня, как гуся на Рождество, — проворчал де Турнемин, — лучше бы сказали, когда меня будут судить и, возможно, казнят…

Таких вопросов Гийо боялся больше всего, во-первых, потому, что он ничего не знал, а во-вторых, ему строжайше запрещалось сообщать заключенным дату и час допроса или казни. Но все равно узники умудрялись по еле уловимому знаку, случайному слову, жесту, вздоху или взгляду узнавать ответы на эти, такие важные для них, вопросы. Поэтому Гийо предпочитал молчать и в камерах заключенных не задерживаться. Вот и теперь он ничего не ответил на вопрос Турнемина и быстро пошел к двери.

Этого Жиль уже не мог стерпеть. Резко вскочив, он схватил тюремщика за куртку и стал так его трясти, что тяжелая связка ключей на его поясе (иногда для одного замка требовалось четыре или пять ключей) зазвенела, а зубы несчастного Гийо застучали от страха.