Хочу только тебя! - Хелен Бьянчин

Мишель отпила из хрустального бокала глоток великолепного «шардоне» и рассеянно окинула взглядом комнату.

Мужчины все как один были в черных костюмах, белых рубашках и при бабочках, женщины щеголяли в вечерних платьях явно не из магазина готовой одежды.

Антония и Эмерсон Бейтсон-Берроуз, прекрасный дом которых славился по всему Золотому берегу Квинсленда [1]изысканными приемами, собиравшими самое блестящее общество, давали обед для узкого круга гостей.

— Тебе налить еще, дорогая?

Подошедший сзади Джереми по-свойски положил руку ей на талию.

Моё, словно говорил его жест. Сияющие глаза его родителей, а также ее собственных стали еще одним свидетельством их в высшей степени благосклонного отношения к намерениям Джереми.

Неужели они думают, что она не заметила их ухищрений? За последние четыре недели, в какой бы компании она пи оказалась, почти всякий раз ей встречался Джереми. Вряд ли это случайное стечение обстоятельств.

Замужество не входило в ближайшие планы Мишель, как, впрочем, и короткая любовная связь. Благодаря ежегодной ренте, полученной от бабушки, жилось ей хорошо. В свои двадцать пять лет она имела собственную квартиру, на паях с другом владела художественной галереей и не собиралась менять образ жизни.

Рука Джереми шевельнулась, и Мишель обернулась к нему с мягкой улыбкой:

— Нет, спасибо, я подожду обеда.

А когда он начнется, кстати? Неужели кто-то еще не пришел?

Мишель с любопытством заметила, как мать Джереми взглянула исподтишка па свои наручные часы.

Кто осмелился опаздывать к обеду у Бейтсон-Берроузов?

— Мама немного беспокоится, — сказал негромко Джереми. — Никос предупредил, что может опоздать.

— Никос?

Джереми посмотрел на нее с удивлением.

— Ну, Алессандрос. Грек по происхождению, своего рода нувориш, но из честных. Электроника и всякое такое. У него офисы в Афинах, Риме, Париже, Лондоне, Ванкувере и Сиднее.

— Если его австралийский офис в Сиднее, то что он делает на Золотом берегу?

— У него пентхаус в Мейн-Бич. Великий стратег. Я слышал, он заключает какую-то потрясающую сделку. — Губы Джереми дернулись в саркастической усмешке. — Вместо того чтобы лететь прямо в Сидней, решил вести переговоры с Золотого берега.

— Впечатляет, — сказала Мишель, мысленно представив себе низенького лысеющего грека с брюшком и с молоденькой шикарной женой.

— Даже очень. Отец спит и видит, как бы войти с ним в деловые отношения.

— А его круг общения?

— Ну, на соответствующем уровне. Соответствующий должно было означать не слишком хороший, так что приглашение на обед к Бейтсон-Берроузам было явно лишь частью какого-то плана.

Все эти хитросплетения политики и деловых интересов, когда уже и вечеринка становилась не просто вечеринкой, а частью сложной стратегии, вызывали порой раздражение у прямодушной Мишель.

— Обед, потом болтовня за кофе — это часа два, а потом мы удерем и отправимся в ночной клуб, — сказал Джереми, и Мишель кольнуло, каким тоном это было произнесено — словно он был заранее уверен, что она согласится. Она уже открыла было рот, чтобы высказать ему это, когда какое-то шестое чувство ее остановило. Еще не понимая, в чем дело, она подняла голову — и у нее перехватило дыхание.

— Никос, — сообщил Джереми, но она его почти не слышала, уставившись на высокую мужскую фигуру, появившуюся в дверях.

У него были крупные черты лица, твердый подбородок и изящно очерченные губы.

Этот человек, прекрасно одетый и обладающий требуемыми здесь манерами, в душе — Мишель почувствовала это инстинктивно — безжалостный завоеватель.

Это было видно по его осанке, по тому, каким оценивающим взглядом его серо-голубые глаза обежали комнату и находящихся в ней людей.

Вот они заметили ее и остановили свое движение, оглядывая все с тем же оценивающим выражением ее светлые волосы, зеленые глаза и плавные линии фигуры в черном платье.

Мишель почувствовала, как по спине побежала волна озноба. Этот взгляд словно проникал сквозь одежду и белье, лаская ее кожу.

Темные, хорошо подстриженные волосы. Широкие плечи под прекрасно сшитым пиджаком, кожаные туфли ручной работы. Лет тридцать пять — тридцать шесть. Полная противоположность лысеющему коротышке средних лет, которого нарисовала себе Мишель.

Она, не отрываясь, наблюдала, как он идет за Антонией, представляющей его гостям. Да, в обаянии ему не откажешь, с лица не сходит улыбка, а легкие движения свидетельствуют о прекрасной физической форме.

— Мишель Жерар, — сказала, подходя к ней, Антония. — Девушка Джереми.

Никос Алессандрос сделал шаг вперед, взял ее руку и поднес к губам.

Глаза Мишель потрясенно округлились, когда он запечатлел на ее ладони чувственный поцелуй открытым ртом и тут же сжал ее пальцы.

— Мишель. — Он говорил с легким акцентом, скорее интернациональным, чем намекающим на его национальность.

Примитивнейшая уловка, имевшая тем не менее столь убийственный эффект, что кожа на ладони, там, где он ее поцеловал, горела огнем.

— Вот мы и встретились снова.

Снова? Да она его никогда в жизни не встречала! Иначе бы запомнила. Вряд ли найдется женщина, способная забыть такого, как Никос Алессандрос.

Мишель заметила удивленный взгляд Антонии и напряженное внимание на лице Джереми.

— Вы что, встречались раньше?

— Когда Мишель училась в Сорбонне, — непринужденным тоном ответил Никос.

Это что, догадка? Вряд ли. Но как он это узнал?

— Правда? — проговорила Антония после короткого замешательства.

Мишель, словно зачарованная, смотрела на Никоса, на лице которого сияла нескрываемо чувственная улыбка.

— Разве я мог такое забыть?

Сказать, что она никогда его и в глаза не видела и что он просто самец, уверенный в своем мужском превосходстве, — вот что надо было сделать. Но она сказала совершенно другое.

— У вас просто поразительная память. — Так ли уж умно поддерживать его игру? Это что, летнее помешательство? Попытка высвободиться из паутины, которую плетут две пары родителей, решивших сосватать ее за Джереми? Или просто бесовское наваждение?

Пристальный взгляд Никоса не отрывался от ее глаз, и ее охватило жуткое ощущение, будто он читает ее мысли.