Семейные тайны. Хранить нельзя открыть - Наталья Олифирович Страница 9

На пороге стоял кто-то из другой реальности. На улице было минус двадцать, а молодой человек был одет в черную кожаную куртку с рукавами до локтя, широкие темные штаны и тяжелые черные ботинки. Как лента патронов, его грудь накрест пересекали лямки от двух сумок. «Можно?» – спросил он, открыто улыбнувшись, и я, сдерживая эмоции, пропустила его в помещение. Он снял ботинки, и, когда я увидела его со спины, меня ждал еще один сюрприз – длинные волосы, собранные в прическу наподобие самурайской. Он выпрямился, и я снова окинула его взглядом. Высокий – выше 190 см, красивый, с очевидно крашенными в черный цвет волосами и бритым лбом, в странной одежде, он производил впечатление спокойного и рассудительного человека. И голос – низкий, густой – никак не вязался со словом «мальчик».

Мы прошли в кабинет и расположились в креслах. Я немного выждала. Антон спокойно смотрел на меня. Я еще раз представилась и спросила, был ли он когда-нибудь у психолога или психотерапевта. «Нет», – ответил юноша. Я кратко объяснила Антону, в чем заключается суть предстоящей нам работы, и предложила ему рассказать, что его привело ко мне.

– Я не могу себя найти, – просто ответил молодой человек.

Я попросила рассказать подробнее.

История была тривиальной. Школа, хорошая успеваемость в младших классах, утрата интереса к учебе в старших, поиск себя на протяжении последних пяти лет. Попытки поступить в вуз – дважды провалился, сейчас учится в не самом престижном институте по творческой специальности, но не уверен, что это – его. Он изложил факты и вопросительно посмотрел на меня.

– А почему ты решил сейчас обратиться к психологу? Что-то произошло?

– Все происходит уже несколько лет, – ответил Антон. – Я не понимаю, чего я хочу, туда ли я иду. И еще: у меня нет и не было девушки.

Я удивилась, хотя из разговора с коллегой могла сделать вывод, что в этой области отношений есть некоторые сложности. Красивый, с рельефными мышцами, с мошной энергетикой, несмотря на странный наряд, Антон выглядел очень привлекательно. Он совсем не производил впечатления человека, у которого есть проблемы в личной жизни. И я начала осторожный расспрос.

Антон охотно рассказывал о себе. Ему двадцать, отец и мать в браке, есть младшая сестра, которой пять лет. Учится платно, не работает. Деньги на терапию дает мать. Когда я углубилась в вопросы социального плана, меня приятно поразило то, как он говорил о себе и других людях. В том, как он анализировал действительность, в самой структуре речи, характере описания обычных вещей была глубина и какая-то не соответствующая возрасту мудрость. Он два раза поступал – на журналистику и режиссерский в Москве, но оба раза безуспешно. Нынешняя учеба на первом курсе кажется занудством и пустой тратой времени. Преподаватели не возбуждают интереса, лекции скучные, однокурсники живут своей жизнью…

– А чем живешь ты? – спросила я Антона.

– Я? – он немного подумал и ответил: – Я живу мечтами и надеждами.

Он рассказал, что много читает: «Путь воина» (бусидо – вот откуда необычный внешний вид), Ницше, Бегбедера и Маркса, Фрейда и Юнга, Кьеркегора и Пратчетта… «Он просто чудовищно много читает», – подумала я с некоторой завистью. Он каждый день два часа (!) занимается спортом. Он пишет короткие рассказы. Он играет на клавишных инструментах и сочиняет музыку…

Создавалось впечатление, что я вижу того самого пресловутого «всесторонне развитого гармоничного человека»… И этот человек был одиноким – у него, по его собственным словам, не было пути и девушки.

На второй сеанс он пришел в той же одежде. «Слава богу, на улице всего минус семь», – подумала я. Как и в первый раз, он не снял свою странную куртку – разулся и прошел в кабинет.

Антон был очень контактным, живым, охотно отвечал на все вопросы. Главной темой по-прежнему было отсутствие интереса к учебе. Он рассказал, что в течение недели дважды сходил в университет, где у него неизменно возникает чувство глубокой тоски.

– Почему ты учишься там, где тебе не нравится? – спросила я. И тут появился он.

– Потому что родитель так решил, – ответил Антон. В этот момент его лицо окаменело.

Он помолчал и добавил:

– У нас все решает родитель…

Признаюсь, мне показалось странным, что отца именуют родителем. Я спросила, почему Антон так его называет.

– Это аллюзия на Тараса Бульбу: я тебя породил, я тебя и убью…

И дальше беседа пошла только вокруг темы войны. Антон использовал много агрессивных, боевых метафор. Всю сессию мы проговорили о том, как много его желаний на корню были зарублены его собственным отцом, который, имея военное образование, занялся бизнесом, но жизнь своей семьи выстроил по образу и подобию армейской казармы. Антон, сколько себя помнил, жил по правилам. Он просыпался и ложился спать тогда, когда говорил папа. Он ездил в пионерские лагеря, которые ненавидел, потому что так решал отец. Он учился в математической гимназии, хотя по складу ума был гуманитарием, потому что так хотел родитель.

Обо всем этом он рассказывал спокойно, без эмоций, все с тем же застывшим выражением лица.

– Ты злишься на своего отца? – осторожно спросила я.

– Нет, – ответил Антон. И, помолчав, добавил: – Я его ненавижу.

Я растерялась. Для меня ненависть – это глухое, сильное переживание, социально не одобряемое и поэтому обычно представляемое в уменьшенной модальности типа злости и раздражения. Видимо, заметив то, что я замешкалась, Антон продолжил:

– Он всегда поступал так, как считал нужным. А теперь я не знаю, нужно ли мне то, что я желаю, потому что почти все я делаю под его давлением или при его участии.

– Но почему ты не пробуешь делать то, чего хочется тебе? – я задала очередной вопрос.

– Потому что у меня не хватает ресурсов. Я зависим от его денег, – снова спокойно сказал Антон.

– А ты пытался? – не сдавалась я.

– Да, много раз, – ответил молодой человек.

И после этого он рассказал, как в подростковом возрасте бунтовал против отца. Однако все попытки свободомыслия – не говоря уже о свободе действий – жестоко карались. Так продолжалось до 16-летия Антона. В 13 лет он начал заниматься тайским боксом, а к 16 годам вымахал ростом выше родителя. И после этого – Антон вдруг замешкался и покраснел – отец не поднимал на него руку.

– Что с тобой? – спросила я. – Ты покраснел и как будто бы потух.

– Ничего… Просто неприятно вспоминать, – ответил юноша.

У меня возникло ощущение, что здесь что-то не так… Однако в дальнейшем рассказе Антона открылся ряд таких подробностей, что я решила: видимо, парню стыдно делиться со мной такими вещами.

До 16 лет отец наказывал его физически. При малейшем неподчинении он заводил его в свой кабинет, приказывал спустить штаны и трусы до колен и наносил всегда три удара ремнем с пряжкой. После этого в течение нескольких дней Антон с трудом сидел. Однако, начав заниматься тайским боксом, он смог противостоять наказанию.