Мудрость психики. Глубинная психология в век нейронаук - Жинетт Парис Страница 9

Очень заманчиво поверить в то, что душа может быть избавлена от страданий, что анализ эмоций решит проблемы психики. «Пожалуйста, доктор, вылечите меня, я так больше не могу». Именно с этого обычно и начинается психотерапия. Поиск «лекарства» продвигает вперед психотерапевтический бизнес: пациент пробует разнообразные способы «починки», некоторые тратят на это лучшую часть взрослой жизни. Печальная ирония заключается в том, что настоящая польза от расширения сознания достигается лишь после того, как человек поймет, что вера в исцеление – это экзистенциальный тупик. Стремление к осознанности, мудрости, к счастью по своей сути противоположно лечению. Отношения между людьми и боль, которую они причиняют, были предметом анализа представителей самых разных общественных наук. Их открытия завораживают, но для изучения тех аспектов отношений, которым свойственна глубина и сложность, научные методы не годятся. Научные модели отлично работают для ученых, но оказываются не пригодными при попытке «интерпретировать» душу, как невозможно описать ночное небо языком современной космологии. Психологические констелляции нестабильны, потому что основаны на личных мифах тех, кто в них включен, а миф всегда может быть заменен на другой. Вот пример ситуации, когда подход, нацеленный на лечение симптомов, совершенно упускает из виду более глубокий слой проблемы. Эта молодая бабушка была моей студенткой и очень гордилась тем, что остановила попытку школьного психолога «вылечить» ее внука.

Бабушка, кто-то убил мою собаку

Щенка моего семилетнего внука сбил насмерть неосторожный водитель. Мальчик был так расстроен, что у него возник нервный тик, который усиливался с каждым днем, и в конце месяца школьный психолог позвонил его матери (моей дочери). Консультант утверждал, что симптом является признаком патологии1, что ребенок не справляется, не может нормально общаться, что он замкнутый и мрачный, и спросил, не могла бы мать предложить мальчику зайти на следующий день к психологу для лечения. После такого приглашения внук вообще отказался ходить в школу. Он почувствовал, что «повестка» явиться в кабинет психолога была нападением на его душу.

Я не сомневаюсь, что школьный психолог сделал бы все возможное, чтобы помочь ребенку, который явно нуждался в поддержке, но я посчитала «вручение повестки» возмутительным. Для меня было совершенно неприемлемо, что с моим внуком обращаются так, как будто он «заболел», из-за того, что он месяц горюет по своему щенку. Итак, я села в машину, проехала 200 миль, поселилась у дочери и на неделю забрала внука из школы. Мы говорили о жизни и смерти, обсуждали насущные философские вопросы: «Есть ли у собак душа? Почему существует смерть? Действительно ли все мы смертны? Даже мама и папа, и ты, бабушка? Зачем и как мне жить с мыслью о таком конце?» В последний день мы устроили прощальную церемонию и похоронили вместо тела щенка последнюю пару тапочек, которую он сгрыз. Мы вставили его фото в рамку. Мы решили, что весна – хорошее время, чтобы взять другого щенка, потому что весна – это начало новой жизни, новый щенок продолжит историю любви между людьми и собаками, подобно тому как жизнь моего внука продолжает ту жизнь, которую я получила от поколений наших предков и передала ему. Тик пропал через три дня сам собой и никогда больше не появлялся.

Конечно, проявившееся у этого мальчика «внезапное, быстрое, повторяющееся, нерегулярное, стереотипное движение лицевой мышцы»2 действительно может быть названо симптомом, однако медицинский подход к такой проблеме бывает абсолютно неуместен. Если мы говорим о симптоме, значит, предполагается, что его надо вылечить. Но что конкретно требует лечения? Чутье подсказало мальчику, что его душа не нуждается в лечении, и он совершенно обоснованно воспротивился вторжению. Модель «вылечите это» совершенно адекватна в отношении того, что годится для лечения, например, применительно к сломанной кости или больному зубу. Но симптом этого мальчика скрывал проблему, которую невозможно вылечить: ребенок узнал, что все мы смертны.

Попытка «починить душу» обесценивает жизнь, она вредна для психики и губит ростки мудрости. Дети тоже сталкиваются с глубокими философскими вопросами. Смерть щенка может заставить их задуматься о серьезных проблемах, таких как смертность, чувство трагичности жизни, страдания невинных. Когда такое важное открытие происходит в семь лет, требуется не лечение, но инициация, и именно это и устроила для мальчика бабушка, проведя с ним неделю за философскими разговорами. Инициация была противоположностью лечению. Мудрость бабушки помогла мальчику стать мудрее и осознать, что все мы смертны и что несчастья могут случиться и с хорошими существами. Что касается церемонии, то она окончательно подготовила мальчика к появлению весной другого щенка.

Клиническая компетентность школьного психолога может иметь большое значение для общества. Никто не отрицает, что медицинские исследования позволяют разрабатывать все более совершенные лекарства для лечения психических расстройств, вызванных нейрогормональными или химическими нарушениями. На примере биполярных расстройств была впервые продемонстрирована целесообразность нейрохимического подхода. Разговорная терапия не могла бы конкурировать с правильным медикаментозным лечением проблем, вызванных физиологическими причинами. Школьный врач должен распознавать детей с проблемами. Это не простая задача – отличить психическое расстройство, которое требует внимания клинициста, от философской дилеммы, для решения которой нужен разговор с мудрым взрослым. Однако умение отличать одно от другого играет существенную роль в эволюции или деградации нашей культуры.

При всей своей полезности классификация DSM остается более или менее упорядоченным набором неясных понятий вроде «расстройств настроения», «тревожных расстройств» и «личностных расстройств», хотя никто из профессионалов в области психического здоровья не знает наверняка, что это такое и какие существуют культурные и исторические предпосылки для их появления. Во введении к DSM сказано: «Термин „психическое расстройство“, к сожалению, предполагает разделение психических и физических нарушений, что является редукционистским анахронизмом, оставшимся со времен господства дуализма «разум/тело». Объемный массив данных подтверждает, что в психических расстройствах существует физическая составляющая, а в телесных нарушениях присутствует значительная психическая компонента. Проблема, поднятая термином «психическое расстройство», более понятна, чем ее решение, и, к сожалению, термин оставлен в оглавлении DSM-IV, так как ему не найдено подходящей замены. Более того, хотя это руководство содержит классификацию психических расстройств, следует признать, что не существует определения, адекватно устанавливающего точные критерии понятия «психическое расстройство»3.