Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора - Джудит Герман Страница 34
Травма и исцеление. Последствия насилия – от абьюза до политического террора - Джудит Герман читать онлайн бесплатно
Неудивительно, что в результате большинство жертв изнасилования решают не связываться с неработающей на них машиной правосудия и предпочитают не подавать никаких официальных заявлений и жалоб. Исследования изнасилований раз за разом подтверждают этот факт. В полицию сообщают менее чем об одном изнасиловании из десяти. Только 1 % изнасилований в итоге приводит к аресту и осуждению преступника [259]. Таким образом, самая распространенная женская травма не выходит за пределы сферы частной жизни, не получая от общества ни официального признания, ни компенсации. Не существует монумента, хранящего память о переживших изнасилование.
Поэтому, чтобы исцелиться, каждой предстоит найти свой собственный путь к восстановлению связи с более широким сообществом. Мы не знаем, сколько из них успешно справляются с этой задачей. Зато мы знаем, что женщины, которые восстанавливаются наиболее успешно, – это те, кто обнаруживает в своем опыте некий смысл, выходящий за пределы личной трагедии. Чаще всего женщины находят этот смысл, объединяясь с другими в общественной деятельности. В повторном исследовании жертв изнасилования Берджесс и Хольмстрем выяснили, что женщины, которые восстанавливались успешнее всех, принимали активное участие в движении против изнасилований. Они становились волонтерами-консультантками в кризисных центрах, адвокатессами жертв в судах, лоббистками, требовавшими законодательной реформы. Одна из опрошенных ездила в другую страну, чтобы читать лекции об изнасиловании и организовать кризисный центр для его жертв [260].
Отказываясь прятаться или позволять заставлять себя молчать, упорно утверждая, что изнасилование – это проблема общества, требуя социальных перемен, выжившие воздвигают нерукотворный памятник самим себе. Сьюзан Эстрич, жертва изнасилования и профессор права, говорит об этом следующее:
«Когда я пишу об изнасиловании, я пишу о собственной жизни. Кажется, среди моих знакомых нет ни одной женщины, которая совершенно не испытывала бы страха перед изнасилованием. Некоторые из нас – и даже многие – живут с собственными историями… Иногда – скажем, когда в два часа ночи кто-то звонит мне, называется моим студентом и угрожает изнасиловать, – я думаю, что говорю слишком много. Но по большей части все не так плохо. Когда моих студенток насилуют (а это случалось), они знают, что могут поговорить со мной. Когда моих подруг насилуют, они знают, что я выжила» [261].
Единичное травмирующее событие может произойти практически где угодно. Длительная повторяющаяся травма, напротив, возникает только в условиях несвободы. Когда жертва вольна спастись, она не даст воспользоваться собой во второй раз; повторяющаяся травма возникает лишь тогда, когда жертва пленена, не способна бежать и находится под контролем преступника. Такие условия, очевидно, существуют в тюрьмах, концентрационных лагерях и местах, где используется рабский труд. Кроме того, такие условия могут сложиться в религиозных сектах, публичных домах и других местах организованной сексуальной эксплуатации, а также в семьях.
Политическое лишение свободы, как правило, получает признание, в то время как домашнее заточение женщин и детей часто остается невидимым. Дом мужчины – его крепость, и редко кто понимает, что эта крепость может быть тюрьмой для женщин и детей. В условиях домашней неволи физические препятствия к спасению – редкость. Даже в самых жестоких домах нет решеток на окнах и колючей проволоки по периметру. Женщин и детей обычно не приковывают к батарее, хотя это и происходит чаще, чем вы могли бы подумать. Препятствия к побегу обычно невидимы. Тем не менее они крайне сильны. Детей делает подневольными их зависимое состояние. Женщин делает подневольными экономическая, социальная, психологическая и правовая подчиненность, равно как и физическая сила мужчин.
Лишение свободы, обуславливающее продолжительный контакт жертвы с преступником, создает отношения особого типа – отношения принудительного контроля. Это можно сказать и о ситуации, когда люди захвачены в плен исключительно силой, как в случае заключенных и заложников, и о ситуации захвата путем сочетания силы, запугивания и обольщения, как в случае членов религиозных сект, женщин и детей, подвергающихся домашнему насилию. Психологическое воздействие подчинения принудительному контролю может обладать многими общими чертами, в какой бы обстановке оно ни возникало – в публичной сфере политики или в частной сфере сексуальных и семейных отношений.
В ситуации неволи абьюзер становится самым могущественным человеком в жизни жертвы, и ее психология формируется под влиянием его действий и воззрений. О мышлении преступника известно мало. Поскольку он презирает тех, кто стремится его понять, добровольного участия в исследованиях от него ждать не приходится. Поскольку он не считает, что с ним что-то не так, за помощью он не обращается – за исключением тех случаев, когда ввязывается в неприятности с законом. Его самая характерная черта, как по свидетельствам жертв, так и по наблюдениям психологов, – внешняя нормальность. Обычные концепции психопатологии не способны ни определить, ни понять его [262].
Эта мысль глубоко неприятна многим людям. Насколько спокойнее бы жилось, если бы преступника можно было легко распознать, если бы он был явным девиантом или ненормальным! Но он не таков. Ученый и знаток права Ханна Арендт спровоцировала большой скандал, когда сообщила о том, что полдюжины психиатров сочли нормальным Адольфа Эйхмана, совершившего невообразимые преступления против человечества [263]:
«Проблема с Эйхманом заключалась именно в том, что таких, как он, было очень много и что эти многие не были ни извращенцами, ни садистами, что они были и остаются ужасающе нормальными. С точки зрения правовых институтов и наших нравственных стандартов эта нормальность была куда более ужасающей, чем все его зверства, вместе взятые» [264].
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments