Психотехнологии измененных состояний сознания - Владимир Васильевич Козлов

Как хорошо известно, habent sua fata libelli. Римский грамматик Те-ренциан Мавр (I -II вв.), впервые сформулировавший этот тезис, утверждал, что книги имеют свою судьбу в зависимости от того, как их принимает читатель. Как примет читатель эту книгу, мы пока можем только предполагать. Несомненно, этот труд найдет своего читателя.

На самой заре так называемой перестройки – в 1985 году через центр технических переводов появился объемный машинописный текст на русском языке двух американских авторов – Дж. Фейдимена и Р. Фрейгера, озаглавленный «Личность и личностный рост». В течение ближайших пяти лет сей труд разошелся в бесчисленном количестве ксеро- и фотокопий. Именно по этим полуслепым ксерокопиям открывали для себя молодые отечественные психологи личностные концепции и техники персонального и социального роста – как разработанные западными психологами (Фрейдом, Адлером, Юнгом, Райхом, Скиннером, Роджерсом, Маслоу и др.), так и созданные в восточной традиции – в суфизме, дзен-буддизме, йоге и индуизме. Значение работы Фейдимена и Фрейгера вряд ли можно переоценить – в те времена на русском языке не существовало тех многочисленных руководств и пособий по теориям личности, которые заполонили сегодня полки магазинов и книжные развалы.

Диапазон рассматриваемых автором настоящей книги концепций и техник просто поражает: от древних шаманских, разработанных 40000 лет назад, до ультрасовременных, появившихся в последнее десятилетие. Отметим, что задача, поставленная и во многом решенная автором, фантастической сложности – проанализировать широчайший пласт идей, выработанных человечеством и связанных с тем, как человек может реализовать себя наилучшим образом. Сказанного вполне достаточно, чтобы отчетливо понять: написать такую книгу – значит совершить поступок, причем достаточно дерзкий. На это нужно иметь право. У автора настоящей книги оно, несомненно, есть. Писать про личностный рост имеет право тот, кто сам испытал, что это такое. Для меня Владимир Козлов – один из самых ярких примеров self-made man'a. Он человек, нашедший свой индивидуальный путь и в результате радикально преобразившийся.

Я помню его студентом факультета психологии, на котором когда-то работал. Тогда трудно было даже предположить, что он будет писать книги или заниматься наукой. Когда мы встретились с Владимиром позднее, ему было уже 27 лет. Он 1983 году окончил психологический факультет Ярославского государственного университета и к тому времени уже успел поработать инженером-психологом на закрытом предприятии в г. Перми, председателем студенческого профкома педагогического института. Предположение, что он будет писать книги и вести тренинги, по-прежнему не возникало. Проще сказать, что ни сколь-нибудь стильно писать, ни сносно выступать перед аудиторией он совершенно не умел. Его судьба была обычна, так же, как была обычна его должность ассистента кафедры педагогики и психологии педагогического вуза. Он уже поменял две диссертационные темы и сфера его научных интересов – проблема интеракции в неполных семьях – не обещала ничего оригинального. Его поступление в аспирантуру Ярославского государственного университета мне говорило только о том, что, вероятно, будет когда-то защищена диссертация, добавляющая тоску в науку печали незнания, которая называется психологией. Его новая диссертационная тема на меня и вправду нагоняла тоску.

В 1990 году я с удивлением узнал, что Владимир начал читать в университете курс по трансперсональной психологии. В то время о трансперсональной психологии у нас вообще мало кто слышал. Было известно, что из гуманистической психологии выросло новое направление – «четвертая психология», по Маслоу. Даже про Грофа и Уилбера ходило больше легенд, чем достоверной информации. Это в известной степени был вызов академической науке. Более того, Владимир умудрился провести в спортивном зале университета первые сессии холотропного дыхания. Отдадим должное руководителям факультета и кафедры социальной психологии – они проявили «открытость навстречу новому»: впервые на территории огромной страны, которая еще называлась Советским Союзом, в государственном образовательном учреждении на одном из ведущих факультетов психологии, началось преподавание теории и практики дисциплины, чуждой самому духу традиционной психологии как материалистической науки.

Неудивительно, что курс пользовался популярностью: на занятия ходили не только студенты с других специализаций, но и других вузов. Этому способствовали книги и статьи, которые Владимир стал публиковать в каком-то непонятно большом объеме. Те изменения, которые происходили с ним в то время, вызывали противоречивые чувства. Он начал жить так плотно, как будто хотел сделать за годы, как за десятилетия. Книги, написанные Козловым, выходили с такой скоростью, что превышали скорость чтения многих потенциальных читателей. Стоит специально отметить рост качества продукции: с ростом числа публикаций совершенствовался стиль, некоторые его поздние работы написаны хорошим литературным языком, а некоторые просто поэтичны. Я уже не говорю о том, что появляющиеся новые идеи Владимира становятся все более смелыми.

В 1994 году Владимир Козлов защитил диссертацию на соискание ученой степени кандидата психологических наук (по специальностям «Социальная психология» и «Общая психология» история психологии»). В 1998 году, всего через четыре года, защитил докторскую диссертацию по специальности «Общая психология, история психологии», а в 1999 году защитил еще одну докторскую диссертацию, теперь уже по специальности «Социальная психология». В науке постепенно происходят существенные перемены. Диссертация 1994 года вызвала как бурные дискуссии и горячие споры, так и довольно резкие возражения. Через пять лет их было значительно меньше, хотя, конечно, тоже были.

Психология еще очень молодая наука. Поэтому ее контуры, по большому счету, еще не определились: до сих пор активно обсуждается, какой должна быть эта замечательная наука. Уместно напомнить, что научной психологии всего сто с небольшим лет (выдающийся психолог Жан Пиаже настойчиво подчеркивал, что математике – 25 веков). Отец научной психологии Вильгельм-Макс Вундт, выделяя психологию в качестве самостоятельной науки, ограничил ее рамки физиологической психологией, в которой применим метод эксперимента и которая должна исследовать лишь элементарные психические явления. Весь остальной психический мир (к примеру, мышление или память) должен изучаться совсем другой психологией – психологией народов. Ее статус как науки был весьма неопределенен. Психология народов использовала описательные методы, что явно не соответствовало канону «чистой» естественной науки.

Сегодня, в начале XXI века, в психологии нет единства. Взгляды на то, какой должна быть научная психология, существенно различаются. Отметим, что одна точка зрения в современной психологии в известном смысле продолжает «проект Вундта». Она утверждает, что научная психология должна использовать строго научные стандарты (по канону естественных наук). В соответствии с этим психология должна изучать только то, что изучать можно. Иными словами, должна «держать синицу» и напрочь забыть о журавлях, которые тем не менее символизируют психологию в общественном сознании (мало кого волнуют вопросы психофизики, но чисто человеческие проблемы, по-видимому, почти всех). Не случайно поэты (которые, согласно Фрейду, «всегда все знали») и писатели являются большими авторитетами в гуманитарных вопросах, чем иные научные психологи. Наука должна изучать только то, что доступно проверенным методам,«замахнуться» на большее она права не имеет, так как это может оказаться «не вполне научным».