Декабрист - Максим Войлошников Страница 73

Через неделю они остановились в станице Сретенской. Основана она была в один год с Нерчинском, под именем Нижнего Острога. Через Сретенскую шли каторжные этапы в Нерчинский завод, и полиция тут караулила беглых. С другой стороны, место было довольно оживленное, и к проезжим людям здесь привыкли, не приглядывались слишком пристально. Занявшись товарами, Петр отправил троих — Лихарева, Лисовского и с ними гренадера Стрелкова — на юг. Они побывали в Газимурском Заводе и еще некоторых местах и вернулись полторы недели спустя. Когда они ввалились с мороза в избу, где квартировал Ломоносов, он напоил их чаем с дороги, накормил, не давая слова сказать. А затем предложил выйти из избы, чтобы покурить трубки. Здесь он и услышал от Лихарева следующий рассказ:

— Двадцать наших товарищей находятся в Благодатском руднике, в горах, в восьми верстах от Нерчинского завода, близ самой китайской границы. В нескольких верстах — рудник Горного Зерентуя. До Китая — верст двенадцать по прямой, въехать туда можно свободно, но места там действительно дикие, гористые — той дорогой не уйти. Тюрьму — это старая казарма, — караулят внутри четверо и снаружи — двенадцать казаков. Половину тюрьмы занимает отделение беглых каторжных, половину — наши, все люди в обоих отделениях закованы. К нашим двоим приехали жены — Екатерина Трубецкая и Мария Волконская.

Кроме того, мы узнали, что в Акатуе, в самом нездоровом месте рудников, петербургскими инженерами строится большая новая тюрьма. Видно, всех наших хотят туда собрать и сгноить.

— Хорошо, вы много узнали, Лихарев. Пожалуй, мне и самому пора съездить и взглянуть своими глазами…

Настала очередь Ломоносова одолеть двести пятьдесят верст по заснеженным дорогам, отделяющим Сретенскую от Нерчинского завода. С ним вместе поехал Лисовский, уже знавший окрестности.

…К Благодатскому руднику лазутчики подобрались со стороны сопок. Одну из них Лихарев присмотрел для наблюдения. Лошадей привязали к кустам по другую сторону склона, наверх полезли пешком. Чтобы не быть замеченными на снегу, с собой у них были накидки из белого полотна, сохраненные с прошлогоднего налета на крепость. Расположившись на склоне, поросшем лишь кустарником, Петр умял неглубокий снег, чтобы удобно было лежать, и принялся разглядыват долину в подзорную трубу. Внизу виднелась деревенька об одной улице, окруженная голой заснеженной пустошью. Поодаль, у подножья горы, дымила трубой старая бревенчатая казарма — ныне каторжная тюрьма. В стороне виднелся загороженный воротами вход в рудничную штольню. От казармы к ней вела протоптанная тропа. Заснеженная дорога уходила в сторону Горного Зерентуя.

Петр задумался, как им организовать побег из этого неприютного места? Но тут, случайно переведя трубу левее по склону, заметил вдруг какого-то человека. Неизвестный, явно скрываясь, занимался тем же самым делом, что и они сами: наблюдал за долиной.

— Кто таков?! — насторожился Ломоносов, жестом показывая неизвестного своему спутнику. Тот еле заметно пожал плечами: раньше этого человека он здесь не примечал. — Ну-ка, подкрадемся, спросим, — прошептал Петр. Не торопясь, примерно полчаса они подбирались к неизвестному. И все же незнакомец оказался достаточно настороже, и когда до него оставалось уже не более двадцати шагов, вдруг вскочил на ноги. Он быстро сунул руку за пазуху, и теперь они стояли друг против друга, обмеряя своего визави недоверчивым взглядом. Ломоносов видел перед собой человека высокого роста и примерно его лет, смуглолицего, и явно не избегшего военной годины, о чем свидетельствовало суровое выражение его глаз, какое видал Ломоносов лишь у людей, не раз побывавших под огнем.

— Вы кто? — спросил он, будучи убежден, что перед ним не местный обыватель.

— Я отставной поручик Сухинов, — ответил он. — Охочусь. А вы кто такой?

— Без ружья охотитесь? — усмехнулся в бороду Петр и, заметив, что рука его собеседника пошевелилась за пазухой, рывком распахнул полушубок и показал свою знаменитую перевязь: — Не у вас одного есть такие штуки.

Сухинов обреченно выпростал руку.

— Сдается мне, фамилию вашу я слышал год назад от господина Муханова, прибывшего в Санкт-Петербург после несчастного дела под Белой Церковью, — сказал Ломоносов. — И вы рискуете, представляясь под своим настоящим именем… Я так полагаю, что вы замышляете устроить кому-нибудь побег? Меня зовут Петр Ломоносов, и я тоже некоторым образом отставлен и помышляю о том же самом, что и вы. Давайте сядем, чтобы нас не увидели. Расскажите, как вы сюда попали. — Петр выжидательно замолчал.

Сухинов от неожиданности открыл рот и машинально сел наземь. Затем заговорил:

— Вы правы, черт возьми, — это был я! Если вы слышали ту несчастную историю, то вот ее продолжение. После того как Черниговский полк был рассеян, я спасся в погребе у мужика, который с меня даже денег не хотел взять. Я прошел всю войну в гусарах. Поэтому мне было не привыкать, я скрывался. Вскоре я узнал о том, что попытки частей Второй армии пробиться к Киеву потерпели крах. Мы не достаточно озверели для гражданской резни, и поэтому наше дело потерпело закономерный крах. Тогда я пошел к брату, чиновнику в Херсонской губернии, который помог сделать паспорт на отставного офицера. В паспорте две последние буквы в моей фамилии были изъяты. С ним я хотел уйти за границу, так как понял, что малые сии не спасутся и станут козлами отпущения.

Я уже стоял на берегу Прута, но затем вспомнил товарищей, Сергея Муравьева, которому я стольким обязан. Я решил сделать для плененных друзей, что смогу. Будучи в России, я услышал о казни пятерых, в числе которых был Сергей, и о том, что сотня товарищей осуждена в Сибирь. Тогда я предпринял все, чтобы попасть сюда. И я готов сделать, что в моих силах, чтобы выручить их… Теперь ваш черед рассказать.

Ломоносов с уважением поглядел на человека, который сумел в одиночку совершить тот же путь, что и они целой группой. Но ответил иначе:

— Нет. Если вас возьмут и будут допрашивать по каторжному обычаю, с пристрастием, вы не должны нас выдать. Скажу, что ваши надежды могут быть обоснованы. Я полагаю, что самый реальный способ побега — это бунт, который даже в случае своего поражения отвлечет администрацию от погони за беглецами.

Сухинов открыл рот, протянув руку в сторону долины.

— Нет, я полагаю, что здесь слишком мало каторжных — едва ли полсотни, — не ожидая вопроса, заметил Ломоносов. — Их сразу подавят, при этом наши товарищи могут быть убиты. К тому же, если вы обоснуетесь здесь, вам сложно будет найти подходящее занятие и вас могут узнать, если среди заключенных есть ваши знакомые, и как следствие — случайно выдать. Более смысла имело бы поднять бунт в Горном Зерентуе, в нескольких верстах отсюда, где, по моим сведениям, имеются сотни каторжных. Это было бы значительное восстание, и оно отвлекло бы внимание, в то время как мы могли бы без помех освободить узников. Чем успешнее будет развиваться это восстание, тем выше наши шансы на удачу!

Глаза Сухинова загорелись. Он протянул свою руку Ломоносову и крепко пожал ладонь собеседника:

— Это отличнейший план, я уверен в успехе! Сотни обездоленных каторжников — это пороховой склад! Я поселюсь в Горном Зерентуе, под видом отставника, изгнанного за неблаговидный поступок из общества, и подготовлю восстание. Один вопрос — когда выступление?