Последние из Валуа - Анри де Кок Страница 71

Маттурино наследует сто тысяч цехинов.

Проходит три месяца. Маттурино Польятти мрачен; его мучают угрызения совести. Елена Тофана желает на зиму переехать в Милан; Маттурино, которому не по душе светская жизнь, желает остаться в деревне.

Маттурино Польятти скоропостижно умирает. Заполучив деньги усопшего, Елена Тофана перебирается в Милан».

– Ваше величество понимает, сколь ужасный эффект произвело на меня чтение этих заметок? Тем не менее я позволила шевалье дочитать их до конца, ни разу его не перебив, но когда он закончил, воскликнула:

«Но кто вы такой, Асканио Гаргальо?»

Он поклонился.

«Я же уже сказал вам это, синьора, – ответил он. – Бедняк, который желает стать богачом и который рассчитывает, что благодаря вам и вашим знаниям его мечты сбудутся».

Я ужасно побледнела.

«Ну же, мой дорогой друг, – продолжал шевалье сердечным тоном, – возьмите себя в руки. Что вас так пугает?»

«Как вы узнали… все, что знаете?»

«Желая это узнать, только и всего».

«Вы были знакомы с Себастьяно Гритти?»

«Ни с одной из персон, перечисленных в этом историческом резюме, я знаком не был».

«Но тогда кто вам сказал?»

«Я задавал вопросы; наводил справки в Неаполе, Риме, Брианце, здесь. О, не волнуйтесь! Никто и нигде вас не подозревает!»

«За исключением вас?»

«Обо мне можете не беспокоиться. Именно потому, что у меня есть даже не подозрение, а уверенность в том, что вы способны на все, моя красавица, я заранее готов выразить вам свою признательность».

«Признательность!..»

«Разумеется. Так как, благодаря нашему союзу вскоре я буду купаться в золоте».

«Так этот союз – отнюдь не выдумка?»

«Вот те на!.. Выдумка!.. Вам нужно немедленное доказательство его реальности? Так слушайте.

Промотав за пять лет все доставшиеся ему от отца деньги, лишившись родового имения, граф Винченцо Пинтакунда теперь положил глаз на состояние своего дядюшки. К сожалению, у этого дядюшки есть жена и дети. Если только не вмешается Провидение, Винченцо и думать не стоит о том, чтобы прибрать наследство к рукам.

Почему бы нам, моя дорогая Елена, не сыграть роль этого Провидения, которого он так ждет? Даю слово, что лично вы получите десять тысяч цехинов из состояния маркиза Амброзио Пинтакунды».

«Но вам ведь понадобятся сообщники для достижения вашей цели…»

«Разве я не говорил вам, что у меня есть друзья, готовые действовать по первому моему слову?»

«И эти друзья узнают…»

«Будьте спокойны: эти друзья узнают лишь то, что я соизволю им сообщить. Я нашел вас… как находят сокровище; я догадался, что Себастьяно Гритти, этот ссыльный венецианец, достиг великих высот в искусстве убивать, и что вы стали его достойной ученицей и соперницей. Я не настолько глуп, чтобы скомпрометировать эту тайну, доверив ее даже друзьям. Благодаря вашим талантам – а их я ценю очень высоко, – вы станете душой этого союза, душой загадочной; я буду его головой, головой, в которой зреют планы; все прочие – его руками, которые выполняют то, что им приказано. Вам будет отходить треть всего дохода; такую же долю буду забирать себе я; оставшиеся деньги станут делить между собой наши помощники, и, поверьте мне, им не на что будет жаловаться. Ну, что думаете? Не приступить ли нам сейчас же к обсуждению наших действий? Граф Винченцо готов; мне осталось лишь договориться с ним о конкретной цифре нашей прибыли. А за ним последуют другие, десятки других… Повторяю вам, моя дорогая: мы напали на золотое дно, и едва мы начнем его беспардонно разрабатывать, как нам станут доступны любые удовольствия!»

Я протянула Асканио Гаргальо руку.

«Я согласна. Но почему вы только сейчас решили обсудить это со мной?»

Он улыбнулся.

«Будучи вашим любовником, я не хотел вас пугать», – сказал он.

«А сейчас?»

«А сейчас, когда мы лишь друзья, как человек деловой, я предпочитаю уже не церемониться».

Граф Винченцо дал свое согласие на начало операции. Морально – в подобного рода сделках Асканио Гаргальо на подписании контрактов не настаивал. Он был убежден, что подобные требования в девяти случаях из десяти вынудят заинтересованных лиц прервать переговоры.

Оставалось лишь поразмыслить над тем, как все провернуть. Выяснив у Гаргальо привычки маркиза Пинтакунды и его семьи, я приняла соответствующие меры.

Самолюбие всегда подталкивало меня к использованию различных методов уничтожения.

Маркиз Пинтакунда, его жена и дети, которых было четверо – двое сыновей и две дочери, – были людьми в высшей степени набожными. По воскресеньям все вместе они ходили в собор слушать мессу. Кроме того, первого числа каждого месяца, в полночь, они в обязательном порядке присутствовали в личной часовне, выстроенной в их дворце и обслуживаемой дьяконом храма Святого Александра, на поминальной службе в честь одного из их предков, свято почившего во времена Крестовых походов в Палестине.

Скорее по расчету, нежели из чувства долга, обычно бывал на этой церемонии и граф Винченцо; но 1 сентября 1550 года, по совету Гаргальо, он от нее уклонился.

Месса длилась два часа, ни больше, ни меньше, и на протяжении всего этого времени, как если бы во дворце маркиза находился сам великий герцог, слуги получали приказ ни в коем случае не отвлекать хозяина и его семью от их молитв.

Итак, было 1 сентября 1550 года. За несколько минут до полуночи Амброзио Пинтакунда, его жена Радегонда, сыновья Систо и Тациано, дочери Олива и Текла вошли в часовню, ярко освещенную пятьюдесятью свечами, и заняли места на своих креслах – маркиз с супругой – в первом ряду; позади них – дочери, семнадцати и шестнадцати лет от роду, и наконец за сестрами, Систо, которому шел двадцатый год, и Тациано, совсем еще ребенок.

Полночь. В сопровождении мальчика из церковного хора появился дьякон. Служба началась. По прошествии четверти часа Текла шепнула Оливе:

«Сестра, у меня что-то кружится голова…»

«И у меня тоже, – ответила Олива. – И дышать тяжело».

Заметив, что девушки о чем-то переговариваются, Систо наклонился к ним и спросил:

«Что-то не так?»

«Мы плохо себя чувствуем».

«И я тоже. Едва могу дышать. Сообщить о вашем состоянии отцу и матери?»

«О, нет, брат мой! Вы же знаете, что они запрещают нам их беспокоить во время молитвы».

«Ладно».

Систо откинулся на спинку кресла рядом с младшим братом, который, казалось, задремал. Тем временем маркиза прошептала супругу:

«Вы не находите, мой друг, что сегодня здесь очень душно, и ладаном пахнет сильнее, чем обычно?»