Последнее королевство. Бледный всадник - Бернард Корнуэлл Страница 61

Оказалось, в замке полно монахов и священников. Они поглядывали на нас странно, потому что мы носили браслеты с датскими рунами. Я был глуп в те дни, очень глуп, и у меня не хватило такта снять браслеты. Некоторые англичане тоже носили их, в основном воины, но только не при дворе Альфреда. В замке было множество воинов: многие знаменитые олдермены, придворные Альфреда, приводили к нему своих вассалов, за что получали в награду земли, – но воинов все равно было меньше, чем священников, и очень немногим, верной гвардии самого короля, дозволялось носить здесь оружие.

Вообще, это скорее напоминало монастырь, чем королевский двор. В одной комнате дюжина монахов переписывали книги, деловито скребя перьями по бумаге. Здесь имелось три часовни; одна из них, во внутреннем дворике с садом, была сплошь убрана цветами. Сам сад был прекрасен, полный жужжащих пчел и густого цветочного аромата. Нихтгенга как раз писал на один из цветущих кустов, когда у нас за спиной раздался голос:

– Этот дворик построили римляне.

Я обернулся, увидел Альфреда и опустился на одно колено, как следует поступать в присутствии короля. Он зна́ком велел мне подняться. На нем были шерстяные штаны, высокие сапоги и простая холщовая рубаха, и его никто не сопровождал – ни стражники, ни священники. На правом рукаве его рубахи виднелись следы чернил.

– Добро пожаловать, Утред, – сказал король.

– Благодарю вас, господин, – ответил я, гадая, где же его свита. Я вечно видел его в окружении раболепствующих священников, но на сей раз он был один.

– И ты, Брида, добро пожаловать, – добавил он. – Это твой пес?

– Да, мой, – ответила она дерзко.

– Похоже, славное животное. Идемте.

И он повел нас через дверь в свою личную комнату с высокой конторкой, за которой можно было писа́ть стоя. На конторке стояли четыре подсвечника, но днем свечи не горели. На маленьком столике я увидел чашу с водой, в которой король отмывал пальцы от чернил. А еще я увидел низкую постель, застланную овечьими шкурами; стул и на нем – стопку из шести книжек и нескольких пергаментов; невысокий алтарь с распятием из слоновой кости и двумя украшенными камнями ковчегами; на подоконнике – остатки трапезы. Такова была комната короля. Он отодвинул тарелки, встал на колени, чтобы поцеловать алтарь, затем уселся на подоконник и принялся затачивать перья.

– Хорошо, что вы приехали, – сказал он приветливо. – Я собирался поговорить с вами после ужина, но увидел в саду и решил побеседовать прямо сейчас.

Он улыбнулся, а я, неотесанный болван, нахмурился. Брида устроилась у двери вместе с Нихтгенгой.

– Олдермен Этельред сообщил, что ты отличный воин, Утред, – сказал Альфред.

– Мне везло, господин.

– Везение – это хорошо, во всяком случае, так говорили мне воины. Сам я еще не занимался теорией везения, возможно, никогда и не буду. Разве удаче есть место, если Господь располагает?

Он несколько секунд смотрел на меня, хмурясь, явно ожидая услышать возражения, затем решил отложить решение проблемы до следующего раза.

– Итак, полагаю, я ошибался, собираясь сделать из тебя священника?

– В самой идее нет ничего дурного, господин, – сказал я, – но у меня нет желания становиться священником.

– И ты от меня сбежал. Почему?

Полагаю, он собирался меня смутить, задавая этот вопрос, но я ответил правду:

– Я вернулся за своим мечом.

Мне бы хотелось, чтобы Вздох Змея был сейчас со мной, я не любил с ним расставаться, но привратник потребовал, чтобы я отдал ему все оружие, даже маленький ножичек, которым пользовался во время еды.

Альфред серьезно кивнул, словно признавая весомость причины.

– Это особенный меч?

– Лучший на свете, господин.

Он улыбнулся такому проявлению юношеского идеализма.

– Значит, ты вернулся к ярлу Рагнару?

На этот раз я молча кивнул.

– Который вовсе не держал тебя в плену, Утред, – продолжал он сурово. – На самом деле ты ведь никогда не был его пленником, правда? Он относился к тебе как к сыну.

– Я любил его! – выпалил я.

Король пристально посмотрел на меня, и мне стало неловко под его взглядом. У него были очень светлые глаза, которые словно оценивали собеседника.

– А вот в Эофервике, – продолжал Альфред тихо, – поговаривают, что ты его убил.

Настала моя очередь уставиться на него. Я был зол, сбит с толку, поражен и ошеломлен и так смутился, что не знал, что ответить. Хотя чему я изумлялся? Что еще мог заявить Кьяртан? К тому же я думал, что Кьяртан считает меня мертвым, во всяком случае надеялся на это.

– Это ложь, – ровно произнесла Брида.

– Ложь? – спросил меня Альфред по-прежнему тихо.

– Ложь! – сердито выкрикнул я.

– Я и не сомневался, – заверил Альфред.

Король отложил свои перья и ножик, склонился над кипой пергаментов, лежащих на стопке книг, перебирал их, пока не нашел нужный, и несколько секунд просматривал его.

– Кьартан? Так произносится это имя?

– Кьяртан, – поправил я.

– Теперь уже ярл Кьяртан, – сказал Альфред, – считается большим человеком. У него четыре корабля.

– И все это тут записано? – спросил я.

– Все, что я узнаю о своих врагах, я записываю, – пояснил Альфред, – вот для чего ты здесь. Чтобы рассказать подробности. Ты знаешь, что Ивар Бескостный умер?

Рука моя сама потянулась к молоту Тора, который я носил под одеждой.

– Нет. Умер? – Новость меня поразила.

Мой трепет перед Иваром был так велик, что мне казалось – он должен жить вечно. Но Альфред говорил правду. Ивар Бескостный был мертв.

– Он погиб, сражаясь с ирландцами, – пояснил Альфред, – и сын Рагнара вернулся в Нортумбрию со своей дружиной. Он будет сражаться против Кьяртана?

– Если узнает, что Кьяртан убил его отца, – сказал я, – он сотрет его в порошок.

– Ярл Кьяртан поклялся, что неповинен в его смерти, – сказал Альфред.

– Значит, он солгал.

– Он датчанин, – согласился Альфред, – их клятвы мало что значат.

Он многозначительно поглядел на меня, явно вспомнив, сколько раз я лгал ему за все эти годы. Потом встал и заметался по маленькой комнатке. Он только что заявил, что я здесь, чтобы рассказывать ему о датчанах, но вместо этого говорил сам. Король Бургред из Мерсии, сказал он, устал от датчан и решил бежать в Рим.

– В Рим?

– Я дважды был там ребенком, этот город запомнился мне своей неопрятностью, – король проговорил это очень неодобрительно, – однако там люди чувствуют себя ближе к Богу, и там хорошо молиться. Бургред – слабый человек, но делал все, что мог, смягчая правление датчан. Надо полагать, теперь датчане займут все его земли и окажутся у нашей границы. Они придут и в Сирренкастр. – Король поглядел на меня. – Кьяртан знает, что ты жив.