Выживая – выживай! - Владимир Стрельцов Страница 57

— Я знаю, что его Святейшество, папа Ландон, предстал пред лицом Господа нашего, но, увы, к стыду своему, не знаю, кто наследовал трон Апостола Петра.

— Спешу поздравить вас и вашу матушку, Мароция. Мечта вашей матери исполнилась — папой, под именем Крестителя, стал Джованни да Тоссиньяно.

— Вот как, — тихо сказала Мароция, и, не в силах сдержать свои эмоции, низко опустила голову.

— Я вижу, вы не очень рады этой новости?

— Мне нечего скрывать, графиня. Джованни да Тоссиньяно не входит в число моих друзей. Неужели не было возможности изменить выбор Рима?

— Ваша мать в последние годы изрядно постаралась лишить нас всяческих шансов. Грехом симонии в высший Синод попадали люди исключительно близкие ей или этому Тоссиньяно. Не лучше обстояли дела и в римском Сенате, где ваш отец полностью подпал под влияние вашей матери и вашего брата Теофило. В Сенате отныне правят греки и римские плебеи, как будто вновь вернулись времена Велизария и экзархата, и нет больше места для благородных италийских родов.

— Дорогая моя, не стоит забывать, что италийским родам в большинстве своем от силы также не более века, — вновь не к месту встрял Адальберт.

— Если вам, граф, угодно принижать значимость вашего рода, то мне становится понятна причина наших неудач. Я же никогда не смирюсь с этим! Пусть в моих жилах и не течет итальянская кровь, зато там присутствует кровь Возродителя Империи, кровь Великого Карла!

Адальберт смиренно затих. Мароция изучающе оглядела его.

Перемены, произошедшие с некогда главным щеголем Италии, удивили Мароцию. Адальберт за последние годы резко постарел и потерял весь свой прежний лоск. Очевидно, что какая-то болезнь или болезни подтачивали силы графа, но, кроме того, ко всем бедам, добавлялась странная апатия, воцарившаяся в каждом закоулке души Адальберта. Всю свою жизнь он провел в засаде, выжидая удобный момент для воцарения в стране и не решаясь перейти в открытое столкновение со своими соперниками, юридически имевшими прав на короны не более, чем он. Всякий раз он успокаивал себя тем, что его время не пришло, что он поступает разумно, оставаясь в стороне от этих бесконечных войн, в которых с упоением участвовали и Беренгарий, и Арнульф Каринтийский, и сполетские князья Гвидо с Ламбертом, и многочисленные папы-интриганы. Лишь однажды он решился бросить вызов судьбе, рискнув противостоять императору Ламберту, но каким же удивительным позором закончился этот вызов, когда он, стоя в одном исподнем посреди свиного хлева, должен был безропотно дожидаться решения своей судьбы в споре между Ламбертом и Альберихом. После этого желание участвовать в военных авантюрах у него пропало напрочь, призрак короны в его сознании потерял для него все свои притягательные свойства блесны и он все более и более погружался в состояние пожилого заурядного добряка-домоседа, несмотря на яростные протесты своей жены.

А Берта тем временем продолжала красочно описывать Мароции подробности папской коронации Иоанна. От нее не ускользнул тот факт, что, даже добившись покорности от католического Синода и римского Сената, Теодора не смогла до конца заглушить голоса тех честных клириков и рыцарей, которых возмутило очередное попрание закона о выборе епископа Рима. Еще одним примечательным событием стала громкая прилюдная ссора между Альберихом Сполетским и братом папы Петром, которого понтифик поспешил возвысить в титул сенатора Рима и одарить землями, соседствовавшими со Сполето. Ссора, причины которой были ясны только ее участникам, грозила перерасти в поединок, если бы Альберих не получил известие о бегстве своей жены.

— Что вы теперь намерены предпринять, Мароция? — осведомилась Берта.

— Прежде всего, просить вас о приюте.

— Ваша просьба удовлетворена.

— Благодарю вас, маркиза, к моим просьбам Господу с этого дня добавится еще одна молитва, о вашем здравии и о процветании вашего дома. Более же всего на свете я хочу сейчас вернуть себе своих детей. Мне необходимо сегодня же послать письмо Альбериху.

— Вы рассчитываете, что Альберих прислушается к вашей просьбе?

— Не сомневаюсь в этом. Главное, правильно попросить.

— Гонец будет к вашим услугам на рассвете. Вам, видимо, потребуется и гонец в Рим?

— Я не буду спешить с этим.

Брови Берты удивленно приподнялись. Расчет же Мароции заключался в том, что, оставляя маленького Иоанна под надежным присмотром своего деда, она сохраняла за его слугами, читай слугами самой Мароции, Замок Ангела, неприступную цитадель в самом центре Рима, которую Мароция не собиралась никому отдавать. Вернув же к себе Иоанна, она потеряла бы замок навсегда.

— Позвольте же и мне спросить вас, благородная графиня, что собираетесь делать теперь вы и ваш род, когда ваши враги захватили папский престол в Риме, а ваш старший сын вернулся в Бургундию, и теперь ничто не может помешать Тоссиньяно, а я буду продолжать называть его именно так, короновать своего покровителя Беренгария императором?

— Вы правы, Мароция, во всем правы. Им уже ничто не помешает, и папа Иоанн уже вслух выразил свое желание. Тоскана же сейчас единственная, кто противостоит Беренгарию и папе, но в открытом конфликте наши шансы ничтожны, — и Берта со вздохом украдкой взглянула в сторону Адальберта, начавшего, похоже, клевать носом после обильного ужина.

— Поэтому я здесь?

— Да, нам нужны любые союзники, — неосторожно промолвила Берта и тут же спохватившись, поспешила извлечь на свет Божий кувшин с обильной лестью, — тем более, что все мы помним обстоятельства интронизации несчастного Анастасия, когда ваша речь оказала решающее воздействие на умы и сердца Рима.

— Я помню тот день. Вы были во всем красном! — на секунду оживился Адальберт.

— И вы были просто обворожительны, — добавил вслед своему отцу Гвидо, и обе женщины улыбнулись, одна с признательностью, другая с материнской ревностью.

— Устами моего сына говорит его пылкое сердце. Мы же наслышаны о вашем фамильном умении выстраивать самые хитроумные комбинации и находить выход из любого лабиринта.

— Ваши слова, скорее, применимы к моей матери, великодушная графиня! Боюсь разочаровать вас, но я не вижу путей противостоять Риму и Вероне в их планах. Быть может, вам не стоило освобождать меня, Тоскана могла бы найти себе верного и храброго союзника в лице Альбериха, разругавшегося теперь с Тоссиньяно.

— А ведь верно! — воскликнула Берта, и Мароция прикусила язык.

«Дура! Что ты несешь, дура? А что если она сейчас распорядится под охраной вернуть меня в Сполето и, тем самым, заслужить расположение Альбериха?» И она немедленно повернулась к Гвидо.

— Мой спаситель, денно и нощно я буду благодарить Господа, что он ниспослал вас мне. Вы спасли меня, и я отплачу Тоскане верной службой, а вам — своей неизменной симпатией!

Гвидо рассыпался в ответных комплиментах.

— Альберих связан клятвой верности с Беренгарием, — произнесла Берта. В ее голосе Мароция услышала разочарование. Стало быть, графиня сейчас и в самом деле просчитывала вариант с возвратом беглянки в Сполето, однако нашла сама себе опровержение.