Морской Ястреб - Рафаэль Сабатини Страница 47

Звуки труб и глухие удары гонга возвестили о том, что на Сак аль-Абиде наступило время торгов. Торговцы свернули лотки. Еврей, сидевший у водоёма, закрыл свой ящик и исчез. Ступени у водоёма заняли самые состоятельные завсегдатаи базара. Окружив водоём, они обратились лицом к воротам. Остальные выстроились вдоль южной и западной стен базара.

Негры-водоносы в белых тюрбанах вениками из пальмовых листьев обрызгали землю водой, чтобы прибить пыль. Трубы на мгновение стихли, затем взвились последней призывной трелью и замолкли. Толпа у ворот расступилась, и сквозь неё медленно и величаво прошествовали три высоких дадала в безукоризненных тюрбанах, с головы до пят одетые в белое. У западного конца длинной стены они остановились, и главный дадал шагнул вперёд.

С их приходом шум голосов стал замирать, перейдя сперва в шипящий шёпот, потом в лёгкое, словно пчелиное жужжание, и наконец наступила полная тишина. В облике дадалов, в их торжественно-важных манерах было что-то жреческое, и когда базар погрузился в молчание, всё происходящее стало походить на некое священнодействие.

С минуту главный дадал стоял как бы в забытьи, опустив глаза долу, затем простёр руки и начал монотонно, нараспев читать молитву:

— Во имя Аллаха милостивого и милосердного, сотворившего человека из сгустка крови! Всё сущее на Небесах и на Земле славит Аллаха великого и премудрого! Царствие Его на Небесах и на Земле! Он создаёт и убивает, и власть Его надо всем сущим. Он — начало и конец, видимый и невидимый, всеведущий и всемудрый!

— Аминь! — отозвалась толпа.

— Хвала Ему, пославшему нам Мухаммеда, своего Пророка, дать миру истинную веру. Проклятие шайтану, камнями побитому, восставшему против Аллаха и детей Его!

— Аминь!

— Да пребудет благословение Аллаха и господина нашего Мухаммеда над этим базаром со всеми продающимися и покупающими! Да умножит Аллах их богатства и пошлёт им долгие дни, дабы могли они возносить Ему хвалу!

— Аминь! — ответила толпа, приходя в движение.

Тесные ряды людей заволновались. Каждый стремился поскорее размять затёкшие от напряжённой молитвенной позы члены и невольно задевал соседей.

Дадал хлопнул в ладоши: завесы раздвинулись и открыли перегороженный на три части сарай, забитый невольниками. Их было человек триста.

В переднем ряду средней части — той, где находились Розамунда и Лайонел, — стояли два рослых молодых нубийца. Стройные и мускулистые, они с полным безразличием взирали на происходящее, безропотно принимая свою судьбу. Они сразу привлекли внимание дадала. Обычно покупатель первый указывал на невольника, которого собирался приобрести, но сейчас, желая положить достойное начало торгам, дадал сам указал на могучую пару корсарам, стоявшим на страже. По его знаку нубийцев подвели ближе.

— Прекрасная пара, — объявил дадал. — Сильные мускулы, длинные ноги, крепкие руки. Все видят, что постыдно было бы разлучать их. Пусть тот, кому нужна такая пара для тяжёлой работы, назовёт свою цену.

И он медленно двинулся вокруг водоёма. Невольники, подгоняемые корсарами, следовали за ним, чтобы каждый мог как следует рассмотреть их.

В переднем ряду толпы, собравшейся у ворот, стоял Али, которого Османи прислал купить два десятка крепких парней для галеаса Сакр аль-Бара. На борту галеаса не держали неженок — обмороки только прибавляют хлопот боцману. Поэтому Али, получивший строгий наказ отобрать самый крепкий товар, за единственным исключением, без промедления приступил к делу:

— Такие парни мне нужны на вёсла к Сакр аль-Бару, — напустив на себя важный вид, громко объявил он.

Весь базар обернулся к офицеру Оливера-рейса, одному из тех корсаров, что были гордостью ислама и грозой неверных, и он буквально купался в восхищённых взорах толпы, обращённых на него.

— Они прямо созданы для доблестного труда на вёслах, о Али-рейс, — ответил дадал со всей возможной торжественностью. — Что ты за них дашь?

— Две сотни филипиков за пару.

Дадал торжественно двинулся дальше. Невольники последовали за ним.

— Мне предлагают двести филипиков за пару самых сильных невольников, какие милостью Аллаха когда-либо попадали на этот базар. Кто прибавит ещё пятьдесят филипиков?

Когда дадал поравнялся с дородным мавром в голубой развевающейся селаме, тот поднялся со своего места на ступенях водоёма. Невольники почуяли покупателя и, предпочитая любую работу участи галерных рабов, принялись целовать руки мавра и ластиться к нему, как собаки.

Спокойно, с чувством собственного достоинства мавр ощупал их мускулы, затем раздвинул им губы и осмотрел зубы и рот.

— Двести двадцать филипиков за пару, — сказал он, и дадал со своим товаром пошёл дальше, громко выкрикивая новую цену. Так дадал обошёл водоём и остановился перед Али.

— Теперь их цена двести двадцать филипиков, о Али. Клянусь Кораном, такие невольники стоят по меньшей мере триста! Что ты скажешь на триста филипиков?

— Двести тридцать, — прозвучал короткий ответ.

И снова дадал направился к мавру.

— Мне предлагают двести тридцать, о Хамет. Не прибавишь ли ты ещё двадцать?

— Только не я, клянусь Аллахом, — ответил Хамет и сел. — Пускай он их и забирает.

— Ещё десять филипиков, — уговаривал дадал.

— Ни аспера.

— В таком случае они твои, о Али, за двести тридцать филипиков. Благодари Аллаха за выгодную сделку.

Нубийцев передали людям Али, и помощники дадала подошли к корсару получить плату.

— Подождите, подождите, — остановил их Али. — Разве имя Сакр аль-Бара не достаточное ручательство?

— Деньги должны быть уплачены, прежде чем купленный невольник покинет базар, о доблестный Али. Таков закон, и его нельзя нарушать.

— И он не будет нарушен, — нетерпеливо ответил Али. — Я заплачу до того, как их уведут. Но мне нужно ещё несколько невольников. Прежде всего — вон тот молодец. У меня есть приказ купить его для моего капитана.