Княгиня Ольга. Сокол над лесами  - Елизавета Дворецкая Страница 45

Но не их вина, что судьба не отвела времени вырасти и окрепнуть. Требовала с них, как со взрослых, уже сейчас. А опыт такими кривыми путями и приходит.

– Убитых у нас с три десятка, – говорил Асмунд собранным боярам, десятским и сотским. – Раненых до полусотни. А дреговичей, кроме тех Хрольвовых бесов в личинах, и не видели. На мост идти – еще людей терять. Через брод рваться – прорвемся, допустим, а там через перестрел опять засека, засада, стрельба, понеси его желвак. Такой ценой пробиваться через клюй знает столько еще засад – а нам это надо? Дойдем мы с тобой, Ивор, вдвоем до Хотимирля, даже сожжем его – за такую цену?

– Не согласный я! – мрачно ответил Ивор. – Тролль его в Хель, Благожита с его Хотимирлем!

– Там поди и взять нечего – чай, не Царьград, – злобно добавил Стегрим. – За что кровью платить – за головешки?

– Не считайте, что я каркаю, но не пожгли бы они нам лодьи, – вставил Лют.

Он подумал: на месте дреговичей я бы непременно хоть попытался.

– Лодьи пожгут, мы вовсе тут сгинем! – кивнул ему Асмунд, будто его радовала такая возможность.

– И я на той первой засеке половину Енаревой сотни оставил, чтобы те желваки ее не заняли и не заставили нас ее осаждать уже с этой стороны.

– А вот это ты молодец! – Асмунд даже просиял, только сейчас подумав о такой опасности. – Как брат твой, почти такой же умный!

– Просто подумал – я бы на их месте так и сделал! – ухмыльнулся польщенный Лют.

– Я говорил – Благожит готовился воевать! – воскликнул Святослав. – Сколько людей собрал! Сколько засек и засад понаделал! Он ждал нас! А мы, как теляти, потащились в эту троллеву глушь малыми силами!

– Чтобы тут пряжу не разводить – идем назад к лодьям, – подвел итог Асмунд. – До утра обождем, отдышимся, а там видно будет.

Он в душе надеялся, что Благожит тоже не жаждет дальнейших схваток и, не дожидаясь, пока в Киеве на него соберут настоящую рать, утром пришлет послов и предложит условия мира. Если только… Благожит и впрямь не готовился к войне по-настоящему и не собрал силы, достаточные, чтобы истребить чужаков всех до одного.

«Что я Эльге скажу? – мельком подумал Асмунд, глянув на Святослава, для которого первый поход мог стать и последним. – На том свете встретимся – она мне руками голову скрутит!»

* * *

Ожидания Асмунда насчет послов от Благожита и переговоров вполне могли бы оправдаться. В Благожитовой рати царило ликование, еще немного тревожное, но крепнущее. Разведчики доносили, что русы, постояв на тропе и посовещавшись, потянулись назад. Пока их было решено не трогать, и хотимиричи лишь наблюдали с торжеством и тайной опаской, будто за змеей, что отступает, но еще может ужалить. Дедовская мудрость, Благожитова осторожность и военная удача Путислава принесли плоды. Не в первый раз в эти леса являются чужаки, да и не последний, но целым отсюда никто не уйдет, будь хоть сам Змей Горыныч. Все так и вышло, как задумывали – чуры помогли! Благожит был доволен и горд: когда деды и внуки друг друга уважают и в неразделимом единстве живут, никому их не одолеть, как саму тягу земную!

Теперь можно было подумать и о переговорах.

Но не успели Благожит и вернувшийся в Хотимирль Путислав обсудить дальнейшее, как от моста прибежал отрок от Добычада.

– Там… воевода… – с вытаращенными глазами, он пытался что-то сказать Путиславу, а на князя бросал такие дикие взгляды, будто у того вдруг отросла вторая голова.

К Добычаду за ручей пробрался Лоб – еще сильнее осунувшийся за этот долгий летний день. Был он бледен, на щеке темнели брызги чьей-то крови. Взгляд его больших глаз застыл, и как никогда он был сейчас похож на ходячий череп. Говорить отрок не решался, а лишь знаками звал за собой.

Только тут ратники вспомнили о молодой стае под водительством княжьего сына. Испугавшись, побежали за Лбом.

Тот привел на берег ручья. Сюда постепенно собрались уцелевшие отроки – с перепугу они разбежались по всему лесу.

Но те, что вернулись, уже вытащили на отмель тела своих побратимов. В мокрой насквозь одежде, те лежали в ряд. Вода омыла раны, слизала кровь. У иных лица еще были скрыты под личинами. Но с Будима личину товарищи сняли – сами не верили, что это он. В чертах его застыло изумление, из открытого рта понемногу сочилась вода. На тело ниже шеи отроки набросили чью-то косматую накидку, пряча от глаз ужасную рану.

Но ужасную правду нельзя было скрыть – правду о цене за победу над русами.

* * *

Обряды, жертвы богам и мольба чуров не прошли даром. Боги и чуры защитили Хотимирль, не подпустили к нему врагов и не позволили случиться падению рода. Но и плату взяли весомую. Не белую козочку, а лучшего бычка стада Хотимирова – самого сына княжеского, Будимира свет Благожитовича. В нескольких весях женки оплакивали отроков, павших при броде от русских мечей, а самый громкий плач стоял в Хотимирле.

Весть об этом горе разнеслась по войску еще до вечера. Ратники вернулись в Хотимирль, в свой стан, но до покоя было далеко. Варили кашу и похлебку, чтобы подкрепиться после целого дня ратных трудов. Весняки из разных гнезд и волостей ходили от костра к костру, рассказывали и расспрашивали. Выстрелить по русам привелось довольно многим – теперь хвастали наперебой, кому скольких удалось подбить. Рассматривали, пожимаясь и морщась, шесть тел, выловленных из ручья – у брода было слишком мелко, чтобы им утонуть, и вода далеко не унесла тяжелые трупы в кольчугах и шлемах. Теперь это была добыча, но смотрели на них с отвращением и ужасом, как на неких железных змеев с того света. Даже лица мертвых русов казались какими-то нечеловеческими.

Участием же в ближнем бою отличились только отроки Будимовой стаи. Но говорили об этом весьма неохотно. Русы оказались слишком опасной дичью – вроде поднятого из берлоги злого зимнего медведя, что разорвет ловца при малейшей оплошности. Отроков вновь и вновь расспрашивали, как все было у брода, как погиб Будим. Кто убил его – Святослав? Но никто не мог этого сказать. Иные говорили, будто видели Святослава, но у одних он оказывался будто месяц ясный, а у других – будто медведь косматый. Гибели Будима никто не наблюдал – в те мгновения всякий, кто сумел уцелеть и уйти, был озабочен спасением собственной жизни и по сторонам не смотрел.

Уже послали в Невидье за Толкун-Бабой и ее дочерьми – чтобы проводила к дедам княжьего сына как полагается. А у отца и родичей теперь имелась другая забота – месть.

– Не о чем мне теперь с ними разговаривать, кабы им всем со свету сгинуть! – объявил Благожит. Лицо его от вида мертвого сына разом осунулось и застыло, он держал себя в руках, но двигался, будто во сне, управляемый чужими чарами. – Хочу, чтоб ни одного из змеев этих лютых на земле моей не осталось. Пусть деды меня проклянут, пусть земля мои кости не примет, коли буду с ними мира искать. Смерти я их всех хочу – вот что.

На этот случай дедов закон не оставлял различных толкований. Мстит брат за брата, сын за отца, отец за сына.