Во власти Бермудского треугольника - Михаил Шторм Страница 44

Когда Быков выдохся и убедился, что не способен ни дверь вышибить, ни пуленепробиваемые стекла раскрошить, качка ослабла, и трупы несчастных товарищей перестали подрагивать и ерзать по разгромленной каюте. Это не означало, что океан успокоился. Просто судно успело осесть глубоко и отяжелеть от притока воды в трюм. С какой скоростью оно погружалось? Сколько времени осталось у Быкова, чтобы выбраться из западни, освободить Лиззи и позаботиться об их спасении с «Оушн Глори»?

Быков не знал. Он знал другое. Лиззи Шеннон не должна погибнуть, а поэтому как-то освобождаться ему все-таки придется.

Когда убивали последнего из троих его спутников, Быкова так и подмывало тоже броситься на вооруженных противников и погибнуть в бою, вместо того, чтобы метаться загнанной крысой по закупоренной каюте. Но он все время помнил, что где-то на яхте ждет его Лиззи, скованная наручниками. После того как она доверилась ему и открыла настежь свою израненную душу, Быков не имел права обмануть ее ожидания. И он остался жить. Не потому что трясся за собственную шкуру. А потому что у Лиззи больше никого не было.

Быков бросил отвинченную от пианино ножку, которой долго и безрезультатно колотил по стеклу. Оно даже не треснуло, несмотря на то, что отчаяние придало Быкову нечеловеческие силы.

Он провел по стеклу ладонью и прижался к нему лбом. Пенный след, оставленный катером беглецов, успел расплыться и смешаться с пеной гребней на волнах. Они еще не были очень уж высокими, но некоторые запросто перехлестывали через палубу. Это означало, что две палубы из пяти уже находятся ниже океанской поверхности.

Быков с ненавистью уставился на дверь. Еще раз попытаться протаранить ее тумбой? Нет, стоит, как влитая. Без помощников такую не свалить, потому что пианино слишком тяжелое для одного, а у кресла и тумбочек не хватает массы.

Черт! Черт! Черт! Или же разумнее обращаться к Богу? Услышит ли? Простит ли многолетний скепсис и неверие? Быков попробовал и понял, что у него не хватит духу молиться. Это все равно как обращаться к отцу, о существовании которого вспомнил только попав в беду. Трусливо, мелко, недостойно взрослого мужчины.

«Хотя, — пронеслась в голове мысль, — я же Его не о спасении прошу, а о подсказке. Ма-аленькой такой подсказочке…»

Быков замер. Его взгляд был прикован к окну. Он уже обращал внимание на такое же, когда находился в своей каюте. Мол, обычное прямоугольное окно, а не корабельный иллюминатор. Все они были абсолютно одинаковые, если не считать того обстоятельства, что Коротич установил у себя бронированные стекла. Они гораздо толще и тяжелее обычных, но удерживаются с помощью стандартных рам. Оно и понятно: хозяин яхты не штурма опасался, а выстрелов с проплывающего мимо корабля. Поэтому заказал не специальные мощные окна, а ограничился заменой стекол. Сэкономил несколько тысяч долларов. А потом и думать забыл об этом. Не знал же он заранее, что захочет использовать свой кабинет для смертной казни…

Быков забегал по каюте, открывая шкафы и выдвигая ящики. Неужели так и не найдется ничего подходящего?

«На стену смотри, — велел внутренний голос. — Не туда. Сюда, где маски развешаны».

Быков посмотрел и увидел. В следующую секунду он уже срывал со стены короткое африканское копье с широким наконечником, прочно насаженным на древко. Называлось оно ассегай и как нельзя лучше подходило для намеченной задачи.

Приблизившись к окну, Быков помедлил. Несмотря на смертельную опасность, ему хотелось кое-что понять, прежде чем он начал действовать. Так все-таки внутренний голос дал ему подсказку или внешний? И как вышло, что про рамы он вспомнил только после того, как вздумал просить подсказку свыше?

— Спасибо тебе, — прошептал Быков. И добавил на выдохе: — Господи.

И только тогда приступил к работе. Поддевая пластиковую накладку и выковыривая раму из основания, он предусмотрительно держал копье как можно ближе к наконечнику. Несмотря на то, что рычаг получился коротковатый, дело шло на лад. Очень скоро рама со скрипом сдвинулась и перекосилась сверху. Придвинув стол, Быков взгромоздился на него и заработал с удвоенной силой, налегая на копье всем весом и уже не опасаясь за древко.

Он едва успел спрыгнуть, когда стеклопакет с грохотом обрушился на столешницу. Находись там ноги Быкова, его операция по самоспасению могла бы закончиться плачевно. Но словно кто-то руководил его, направляя вовремя в нужном направлении. Сбросив стеклянную плиту, чтобы не поскользнуться, Быков выбрался на галерею, протянувшуюся вдоль борта. Воды здесь было по грудь, а волны то и дело накрывали с головой.