Черноморский набат - Владимир Шигин Страница 44

Среди офицеров пытался главенствовать командир «Марии Магдалины» изменник Тиздель.

– Я старший по званию и потому первый среди вас! – объявил он сокамерникам. – Отныне все решаю только я!

– Это по какому же праву? – возмутился прямодушный Веревкин.

– Как по какому? Я капитан 1-го ранга!

– У предателей, негодяев и трусов нет званий, как нет и чести! – сплюнул Веревкин. – И ты мне не начальник!

Вскоре в камере образовалось две группировки. Одну из них, основу которой составили иностранцы, бывшие до плена на русской службе, возглавил Тиздель. Российские же офицеры в большинстве своем сплотились вокруг Веревкина. Веревкинцам приходилось нелегко. Через английского посланника Роберта Энели и французского посла Шуазель-Гуфье Тиздель и его сторонники всегда имели свежие продукты и чистую одежду. Веревкин же с товарищами довольствовался тюремной похлебкой и лохмотьями бывшей формы. Но перебежчиков не было. Уверовав в свою всесильность и безнаказанность, Тиздель замыслил избить Андрея Веревкина, но чесменский герой со своими сторонниками дали ему достойный отпор. Тогда Тиздель изменил тактику. По его указке тюремные стражники отправили Веревкина и его ближайшего сотоварища Константина Рубетца в одиночные камеры. Но и после этого «российская партия» не сдавалась. Одновременно Тиздель с Ломбардом стали пересылать в Россию письма с небылицами о Веревкине и его друзьях. Всякий, кто пытался хоть как-то противодействовать англичанину, тотчас зачислялся в разряд пьяниц, о чем Тиздель непременно отписывал в Петербург. Далеко не все выдержали тяготы тюрьмы и тизделевский шантаж. Умерли от побоев капитан 2-го ранга Борисов и доктор Бернгард, скончался от истощения мичман Алексиано, сошел с ума Константин Рубетц…

Случались происшествия и у тиздельцев. Так, будучи в изрядном подпитии, пытался перерезать себе горло под одеялом героический Ломбард, но не успел и заснул. Спас своего недруга от смерти Андрей Веревкин, первым заметивший кровь под его кроватью и поднявший шум.

А вскоре Ломбард пропал. Тизделю был нужен свой человек на свободе. Необходимо было создать в Петербурге и Херсоне положительное мнение об его достойном поведении в плену. Ведь мирные переговоры с турками были уже не за горами, и надо было спасать свою карьеру. Кроме того, надо было нанести решающий удар по Веревкину и его товарищам. Для этой цели наиболее подходящей фигурой виделся не кто иной, как Ломбард. Над мальтийцем еще витал ореол спасителя Кинбурна, его любил Суворов, ему, наконец, благоволил сам Потемкин.

Побег (а скорее просто выкуп) Ломбарда из плена до сих пор никому не понятен. Как мог полуживой, не знавший ни языка, ни местных обычаев мальтиец бежать из главной темницы страны и, пробравшись через всю Турцию, спустя всего месяц прибыть в Херсон? Безусловно, что дело не обошлось без французского посла Шуазеля и допускавшегося в тюрьму некоего патера Тардини…

Очутившись в ставке Потемкина, Ломбард представил свою версию событий. И ему поверили. Вскоре за столь «блистательные» подвиги мальтиец получил вне линии чин капитан-лейтенанта и хорошие деньги. На этом следы его пребывания на русской земле навсегда теряются. Скорее всего, заработав свое, он укатил домой, чтобы там предаваться воспоминаниям о своих подвигах в далекой Московии…

* * *

В те дни, когда над Днепровским лиманом стелился клубами черный пороховой дым, Ахтиарскую бухту покинула корабельная эскадра контр-адмирала графа Войновича. Два корабля, десяток фрегатов да два десятка греческих каперов, произведя салютацию береговым батареям, взяли курс в открытое море. Вовсю слепило жаркое южное солнце, плескались зеленые волны, в бездонном небе стремительно парили чайки. Свежий ветер развернул во всю длину многометровые Андреевские флаги. На судах без суеты, сосредоточенно готовились к предстоящей встрече с неприятельским флотом. В том, что эта встреча вскоре произойдет, кажется, никто особенно не сомневался. Вряд ли старый Гассан откажет себе в удовольствии сразиться с немногочисленным и малосильным Севастопольским флотом! Как и предполагали севастопольские флагмана, о выходе корабельной эскадры турки будут извещены вовремя.

У входа в Ахтиарскую бухту всегда торчало по нескольку дозорных шебек султана. Услышав от их капитанов столь долгожданную новость, что русские вышли из Севастополя курсом на Тендру, а потом, видимо, и на лиман, Гассан-паша обрадовался.

– Что ж, – решил он. – Пусть Аллах проучил нас за грехи у стен очаковских, но он обязательно явит нам милость на хлябях черноморских! Курс на Тендру.

К этому времени Гассан-паша уже получил обещанное султаном подкрепление и снова чувствовал себя вполне уверенно. Его флот состоял теперь из семнадцати линейных кораблей, восьми фрегатов, трех бомбардирских кораблей и двух десятков шебек.

Своим капитанам старый Гассан объявил:

– Велите варить на обед густую баранью похлебку! Аллах шлет добрый дар и богатую добычу – крымский флот гяуров! Нам будет о чем рассказать великому султану!

– Аллах акбар! – кричали капитаны, в чьих сердцах также горела жажда мщения. – Мы размечем ладьи московитов и заставим их глотать морские волны, пощады не будет никому!

Повинуясь сигналу флагмана, турецкие корабли один за другим поворачивали навстречу эскадре Войновича.