Авантюристка. Посланница судьбы. Книга 4 - Анатолий Ковалев Страница 40

Но Савельев был непреклонен.

– Благодарю за гостеприимство, но принять его не могу – у меня дел огромное множество, – отговаривался он.

– Так может, я буду вам хоть чем-то полезен? – искренне расстроился Летуновский. – Как-никак, я здешние нравы знаю отлично, да и людишек всех назубок… Изучил досконально!

– Вот как? Ну, а с купцом Астаховым, к примеру, знакомы? – забросил удочку чиновник. – Дела с ним имели?

– Как же, известен он мне довольно! Купчишка-меховщик, так себе, – Казимир Аристархович скривил рот, – негодный. Прямо скажу: не козырная карта в колоде. Дел я с ним никаких не имел никогда.

– Отчего же он негоден? Вроде прибыльное дело меховое? – поинтересовался Савельев.

– Дело-то прибыльное, – подтвердил поляк, – да только купчик этот больше охоч не до дела, а до дамского пола, и все капиталы родительские (свои так и не нажил!) спускает на девиц. С законной супругой уже больше года в разъезде. Скандальная история… Долго бедняжка терпела его похождения, но последней подлости не вынесла.

– Что же он натворил? – сощурился статский советник.

– Да этот дуралей Астахов вздумал крутить роман с модисткой жены! – выпалил Летуновский, наслаждаясь сплетней. – Ну, и француженка быстро взяла его в оборот. Нашла подходец… Так завертела им, что он даже детей родных из дому прогнал, да к тому же лишил их наследства.

– Француженка, значит, – задумчиво повторил Савельев. – Ну что же, благодарю! Мне и впрямь пора, хотя поболтали мы с вами очень мило! Передайте супруге мой почтительный поклон!

«Цепляйтесь за любой французский след, Дмитрий Антонович, – напутствовал его начальник Третьего отделения, отправляя в Москву. – Король Луи-Филипп после июльских событий боится нашего вторжения во Францию и поэтому хочет натравить на нас Польшу. Любых французов, которые попадутся в деле, немедленно хватайте и допрашивайте!»

* * *

…Француженка-модистка Луиза Кавана была арестована на другой день и допрошена в кабинете главного полицмейстера. Она призналась, что получила задание от своего знакомого, работающего во французском консульстве. Однако купец Астахов, над которым она заимела такую власть, рассмеялся ей в лицо, услышав байку о поляках, будто бы заразивших Волгу холерой. «Да ты, поди, шпионка! – бросил купчик. – Из-за тебя, Луизка, я детей родных из дому прогнал, опозорился на всю Москву, а теперь ты, стерва, хочешь, чтобы я еще и родине своей вредить стал? У, гадина… Не бывать этому!» Однако, изрядно поругавшись, патриот не спешил идти в Управу и доносить на любовницу. Луиза же тем временем принялась за его приказчика Самохвалова, показавшегося ей подходящей кандидатурой. Она не мудрствовала и поступала так же: обольщение, покорение, байка о поляках, «пустивших в Волгу холеру». Молодой человек, в делах любви еще неискушенный, совершенно потерял голову. Однажды, изрядно выпив, он отправился на рыночную площадь, где частенько собирался народ, чтобы обсудить последние новости. В основном все обсуждали надвигающуюся на Москву эпидемию холеры. И тут воспламененный приказчик произнес гневную, разоблачительную речь, прямо призвав ошеломленных слушателей к избиению поляков и выдворению их из Москвы. Кто-то в недоумении пожимал плечами, кто-то отмахивался, мол, пустое, «колокол льют», но были и такие, которые поддержали Самохвалова. «Правильно! Бить надо шляхту!» – раздавалось тут и там. «Они завсегда на наше добро точат зуб… В двенадцатом, вона, с Наполеоном к нам пришли!» Однако дальше гневных выкриков дело не пошло. Не так-то просто оказалось своротить народ на расправу, ведь горожане собирались на рынке всего лишь для того, чтобы почесать языками.

«Вот дуралей! Простофиля! – Луиза последними словами отчитывала провинившегося приказчика. – Тоже Цицерон выискался! Надо было просто подговорить верных людей, напоить их да пойти громить поляков!» Так приказчик в следующий раз и поступил. На деньги француженки Самохвалов напоил трех своих товарищей. Их громкие пьяные речи о «мерзавцах-поляках» были дружно подхвачены завсегдатаями трактира, уже довольно сильно подкуражившими. Известно, что в пьяную голову любая идея проникает легче… Кто-то вспомнил, что неподалеку находятся две польские лавочки: парфюмерная и «стеклянная». «Так чего же мы сидим, братцы?! – не своим голосом вскричал Самохвалов. – Громить этих кровопийц! Немедля! Без всякой пощады!» «Братцы» взвыли…

Ворвавшись в обе лавки одновременно, пьяная толпа учинила настоящий погром, превратив весь товар на полках в груды стекла. Затем громилы выволокли на улицу хозяев лавок и принялись их избивать. Кто-то из приказчиков или домочадцев несчастных поляков сбегал в Управу и позвал жандармов. Это спасло беднягам жизнь. Погромщики, услышав полицейские свистки, бросились врассыпную, однако кое-кто из них едва стоял на ногах. Некоторые народные мстители были тут же схвачены и препровождены в Управу. Самохвалову удалось скрыться. Он прятался у коварной модистки, боясь выйти на улицу и показаться на глаза своему хозяину, купцу Астахову, которого уже вызывали на допрос к главному полицмейстеру. Стоит ли говорить, как был этим доволен Астахов…

Выслушав признания Луизы Кавана, Савельев приказал тут же арестовать модистку вместе с приказчиком и держать их в тюрьме до особого распоряжения начальника Третьего отделения. Он эстафетой послал Бенкендорфу полный отчет о проведенном расследовании. Шеф жандармов ответил не сразу, так как находился на отдыхе в своем прибалтийском поместье. Самохвалова и француженку он велел покамест держать в тюрьме, потому что собирался лично их допросить. Статскому советнику приказано было оставаться в Москве и поступить в полное распоряжение московского генерал-губернатора.

Эта депеша от Бенкендорфа была получена, когда в городе уже началась эпидемия холеры.

– Кто бы мог подумать, что вы уложитесь в какие-то два-три дня по приезде?! – удивлялся князь Голицын. – Блестяще, голубчик! Выше всяческих похвал! – и после паузы добавил: – А теперь я попрошу вас об одной весьма срочной услуге…

Именно Савельеву было поручено привезти из Смоленска доктора Хлебникова.

– Вам, как чиновнику Третьего отделения, ни на одной станции не посмеют отказать в лошадях, – резонно рассуждал генерал-губернатор, – тогда как моя власть будет становиться все слабее по мере вашего удаления от столицы! Никто быстрее вас не сможет доставить в Москву столь необходимого нам сейчас человека… С Богом!

* * *

По дороге в Смоленск статский советник размышлял о столь странном стечении обстоятельств. Покидая Петербург, он сетовал на то, что не успел разыскать некоего доктора Хлебникова, бывшего начальника военного госпиталя в Яссах, служившего там во время турецкой кампании одиннадцатого года. Доктор проходил у него по делу мнимого барона Гольца, по всей видимости, французского шпиона, останки которого были найдены недавно в лесу неподалеку от Павловска. И вот теперь Савельев направлялся в Смоленский военный госпиталь тоже за каким-то доктором Хлебниковым. «Быть может, родственник?» – не веря в такое удачное совпадение, вопрошал себя Дмитрий Антонович. Дело в том, что в документах Молдавской армии не было указано ни имени-отчества доктора, ни даже его инициалов.