По дуге большого круга - Геннадий Турмов Страница 36

Впрочем, недоумение было поверхностным, летучим, по-детски мимолетным. Ведь главной в нашей жизни была аксиома: «пионер – всем ребятам пример!». И ребята старались быть примерными, выдерживая пытку пионерскими сборами и собраниями. Ребята очень хотели стать комсомольцами. А для этого требовалось быть в первую очередь примерными пионерами.

Комсомол же казался выросшим у околицы Уссурийска мальчишкам и девчонкам какой-то волшебной страной, светлой, чистой, огромной, в которой нет грязи будней, нет этого школьного здания, вечно требующего ремонта и вечно не ремонтирующегося из-за нехватки средств. Для полусельских – полугородских мальчишек, комсомол был главной мечтой и целью жизни. И вступать в него готовились с каким-то душевным подъемом.

Повзрослели, что ли?

Зубрили Устав ВЛКСМ, старательно запоминали имена руководителей коммунистических партий зарубежья (непонятно – зачем?). Десятки раз переписывали заявление, чтобы оно было чистым, чтобы почерк был красивым и аккуратным и чтобы в заявлении обязательно имелась сакраментальная фраза «Хочу быть в первых рядах советской молодежи»…

И вот наконец вызов в Уссурийский райком комсомола (школа располагалась за городской чертой и поэтому относилась к Уссурийскому районному комитету ВЛКСМ, а не к горкому комсомола) для вручения комсомольских билетов. А райком – в центре города. И шагать до него добрых десять – двенадцать километров.

Городского транспорта как такового в те годы в Уссурийске не было. Правда, имелась «душегубка», выжившая на фронте полуторка марки ГАЗ, кузов которой был оборудован деревянными сиденьями (прибитыми к бортам поперек кузова почерневшими от непосильных трудов сосновыми досками) и укрытый брезентовым тентом со множеством латок, видимо, прикрывавших следы пулевых и осколочных попаданий. Но и эта полуторка, которая по задумке городских властей должна была возить население уссурийских окраин в центр города и доставлять людей обратно к их жилищам, постоянно находилась в ремонте.

Поэтому ребята решили не ждать «боевую» транспортную единицу, а идти в центр города пешком. Три тезки, три Евгения, три одноклассника…

Дело было весной. В самую распутицу. Поэтому вырядились в кирзовые сапоги и пошли прямиком по оврагам, поелику возможно сокращая свой пеший путь. При подходе к центру города, где преодоление оврагов уже не предвиделось, решили вымыть свои «кирзачи» от налипшей в пути грязи.

Кому доводилось носить этот вид обувки, тот знает, что как ни отмывай кирзовые сапоги, а грязь между пупырышками кирзы всегда останется. Она оставалась тонкой сеткой, опутавшей носки, подъемы и, особенно, голенища сапог. Придать им первородный черный блеск можно было только сапожной ваксой. Но не было у них ваксы. И все тут. И вот так, казалось бы, в вымытых, но в то же время грязных сапогах четырнадцатилетние Евгении трепетно переступили порог Уссурийского райкома комсомола.

Евгений никогда не верил в существование сказочных персонажей. Но в райкоме комсомола пришлось отказаться от своего неверия.

Комсомольские билеты вручал второй секретарь райкома ВЛКСМ, такое воздушное создание, очень белокурое, очень-очень голубоглазое, с удивительно хрупкой талией. Кстати, тогда-то Евгений впервые увидел молнию на талии платья и понял, что есть такие худенькие девушки, которым достаточно только застегнуть этот замок на своей одежде, чтобы стать изумительно хрупкой, а не утягивать себя крепким ремешком, как это делали деревенские девчата, откормленные на домашних харчах.

И вот эта девушка, комсомольский вожак, принялась задавать «общественно-политические вопросы»: кто в Испании секретарь компартии, кто возглавляет комсомол приморского края или, например, в каком году комсомол был награжден третьим орденом и за что, ну и все остальные вопросы в таком же идейно-выдержанном духе. Самый, естественно, ответственный вопрос, который задавался всем: почему ты хочешь вступить в комсомол? И ответ, который признавался единственно верным: хочу быть в первых рядах строителей коммунизма!

В момент, когда звучал ответственный вопрос, комсомольская фея бросила полный презрения взгляд на грязные кирзовые сапоги, поджала пухленькие губки и строго выговорила:

– Что ж это вы, а? Пришли получать комсомольские билеты, так могли бы хотя бы сапоги почистить?

Она не знала или не хотела знать, что ребята прошли пешком двенадцать километров по вязкой весенней распутице и что сейчас, получив комсомольские билеты, пошлепают назад по этим же непролазным километрам, голодные, усталые и, главное, обиженные чистеньким городским высокомерием второго секретаря райкома ВЛКСМ.

А еще на рассвете ребята представляли себе, что те, кто будет вручать им комсомольские билеты, – это люди мужественные, добрые и внимательные. На деле все оказалось иначе: прозаичнее, грубее, равнодушнее.

Вспоминая о юности, Евгений Петрович не переставал удивляться тому, что первая, еще школьная встреча с Владивостоком не оставила никаких особых эмоций и впечатлений.

Случилась эта встреча в конце 50-х годов двадцатого века.

На весенних каникулах неугомонная классная руководительница Валентина Дмитриевна организовала экскурсию в краевой центр.

Ближе к вечеру всем классом втиснулись в замызганный вагончик пригородного поезда Уссурийск – Владивосток, и паровоз (об электричках в ту пору еще не слышали), попыхивая паром и отдыхая во время остановок на многочисленных полустанках, потащил состав к морю.

Во Владивосток прибыли поздней ночью. Уставшие. В меру голодные и не в меру безразличные ко всему. Ночевали ученики тринадцатой школы города Уссурийска в тринадцатой школе города Владивостока, расположенной на улице Набережной. Это недалеко от вокзала. Ко всему прочему утром выяснилось, что окна школы выходят на Амурский залив, открывая великолепную панораму.

Разместили уссурийцев в пустых классах, из которых были вынесены парты. Спали прямо на полу. На следующий день Валентина Дмитриевна пошутила:

– Сразу можно определить, кто к трудностям привык. Вон Женя расстелил газеты на полу, улегся на них, руки-ноги в стороны разбросал и спал беспробудно до самого подъема…

А некоторые ребята так и пробродили всю ночь по гулким коридорам школы, не сомкнув глаз.

Утром позавтракали. Как говорится, чем Бог послал, а потом экскурсия по Владивостоку.

Краевой центр Приморья образца пятидесятых годов и Владивосток начала третьего тысячелетия – это небо и земля. Почти не заселен Чуркин, шероховатится крышами частных домиков Эгершельд, множество ведомственных и жэковских кочегарок добросовестно окуривают небо дымом из своих труб. Грязноватые, узкие и извилистые улочки города, без сомнения, уступают прямолинейным улицам Уссурийска.

Словом, Владивосток в тот великолепный, солнечный весенний день Евгению не приглянулся. Не сумела столица Приморья показаться во всей своей красе. Город как город. Правда, запомнилась морская прогулка. На обычном рейсовом катере переправились через бухту Золотой Рог на мыс Чуркина и вернулись обратно.