Самозванец - Сергей Шхиян Страница 36

Когда мы дошли, было уже начало дня, и в деревне, как и накануне, народа не оказалось. Все крестьяне или прилежно трудились в полях и лугах, в чем я уже начал сомневаться, или занимались более прибыльными видами бизнеса. До самой Павловой избы нам не попалось ни одного живого человека. Теперь, когда мы оказались в самом селении, все сразу повеселели. Во дворе я помог «наложнице» слезть с высокого донца. Девушка еще не совсем пришла в себя, но стала значительно спокойнее. Она, когда оказалась на земле, даже слегка мне улыбнулась. Надо сказать, что теперь, когда она не дралась, девица стала выглядеть вполне пристойно.

— Идите в избу, отдыхайте, — распорядился хозяин, когда гости, столпившись посередине двора, ожидали дальнейшего развития событий. — А нам нужно расчесться, — тихо добавил он, многозначительно глядя мне в глаза.

Я понял его сомнения в моей состоятельности и пообещал:

— Иди, решай вопросы с едой и баней, а когда все устроишь, сразу же получишь деньги.

В тот момент рассчитаться я с ним не мог, моя «мошна» была спрятана в его же горнице, и мне не хотелось пробуждать у жулика ненужных иллюзий по поводу возможного легкого заработка методом ночного грабежа. Денег у меня было еще много, и от вида такого «богатства» вполне могло снести крышу и у более порядочного человека.

Павел недовольно пожал плечами и пошел решать наши бытовые проблемы, а разношерстная компания начала размещаться и устраиваться в избе. Делать здесь внутри в теплый солнечный день было нечего, но людям хотелось стабильности, а стены всегда придают большую уверенность в безопасности и создают чувство защищенности. Потому все расселись по лавкам, настороженно молчали, не зная, чем здесь можно заняться.

Компания оказалась такая разнородная, что говорить, кроме как об общем плене, им было не о чем.

— Как с вами обращались? — спросил я Ваню. Однако вместо него затараторил оживший Тарас Макарович.

— Мы бы не за что не дались, да кобыла ногу подвернула. Я спрыгнул на землю и пошел класть их одного за другим. Иван тоже не подкачал. Раскатали человек десять! Если бы ты не сбежал, то мы никогда бы не сдались. Надо было тебе подскочить с тыла, вот мы бы им задали!

— Ничего обращались, — дождавшись, когда у Тараса кончится воздух, и он на мгновение замолчит, ответил Ваня, — не били, и кормили хлебушком.

— А вас как задержали? — спросил я датчанина.

Он сидел рядом с Ксенией, нежно на нее поглядывая, и не сразу смог понять, что я у него спрашиваю. Наконец перевел для себя вопрос и, с трудом подбирая русские слова, рассказал:

— О, мы с принцессой скакали как ветер, но разбойники уронили дерево на дорогу. Наши кони очень сильно испугались. Я бился, но их было слишком много, и пришлось сдаться на волю победителя!

— А ты? — спросил я «наложницу».

Девушка посмотрела на меня и вдруг заплакала. Сначала слезы просто текли по ее щекам, но постепенно она вошла в раж и начала всхлипывать. Это вышло достаточно неожиданно, никто ее здесь не обижал, и теперь, после спасения, плакать было совершенно не обязательно. Царевна села рядом с ней на лавку и обняла за плечи. Девушка прижалась к Ксениной груди и разразилась такими рыданиями, что все встали со своих мест, не зная, что с ней делать.

— Принеси ей воды, она там, в сенях, в бочке, — попросил я Ваню.

Тот бросился в сени, датчанин, сидевший к девушке ближе всех, начал неловко гладить ее по плечу, а я стоял, ждал, когда, наконец, рында принесет воду. Тот чем-то громыхнул и вернулся с целым ухватом. Все засуетились и общими усилиями отпоили бедолагу.

Снова расспрашивать, как она попала к разбойникам, я поостерегся, поинтересовался только ее именем, чтобы было, как к ней обращаться. Даже такой простой вопрос заставил девушку учащенно задышать, однако она справилась с собой и назвалась Натальей. Было похоже на то, что у нее совсем сдали нервы. Как только исчезла реальная опасность, началась бурная, совершенно неадекватная реакция на все окружающее.

Пока мы общими усилиями приводили Наталью в чувство, вернулся Павел с какой-то женщиной. Та сразу же взялась обихаживать нашу компанию, накрыла стол и повела себя как хозяйка. Павел в ожидании расчета заметно нервничал, крутился вокруг меня, заглядывал в лицо и бросал красноречивые взгляды. Чтобы не испытывать его терпение, я позвал хитреца во двор и отдал оговоренные деньги. Почувствовав в руке серебро, мужик буквально расцвел, засуетился и побежал лично топить нам баню.

Похоже, что жизнь постепенно налаживалась. Эту ночь в любом случае нам нужно было провести здесь, у Павла. Дело шло к вечеру, и ездить по дорогам в такое неспокойное время, на ночь глядя, никто не хотел. Мне пока было непонятно, что собираются делать после освобождения Ксения со спутником. Возвращаться в Москву ей было опасно, а пробираться за границу без сопровождения, вдвоем, тем более. Поговорить наедине нам пока никак не удавалось. Все толклись скопом, а выйти вместе со мной во двор она или не догадывалась, или не хотела. Следующим сложным вопросом было, что делать со случайно обретенной «наложницей». Чтобы что-то с ней решить, нужно, как минимум, разобраться в обстоятельствах ее жизни, она же пока не говорила ничего внятного. Я слонялся между бывшими пленниками, не зная, куда приткнуться, и только выпала возможность, попросил царевну узнать хотя бы, кто такая эта Наталья, и есть ли у нее родственники.

Между тем, крестьянка пригласила всех к столу. Голодных пленников не пришлось упрашивать, и они как волки накинулись на самые обычные крестьянские кушанья. Я после давешних атаманских деликатесов к простой пище отнесся, можно сказать, скептически и кислые щи хлебал больше за компанию. Разговоров, как и положено в приличном обществе, за едой не вели; все, включая царевну, ели из общей миски, черпали ложками, соблюдая очередность. Когда с едой покончили, Павел пригласил гостей в баню. Судя по короткому времени, она еще нормально не натопилась, но ждать, пока жар будет отвечать строгим правилам банного искусства, ни у кого не было желания. Потому, разделившись по половому признаку, гости скоренько и быстро смыли с себя грязь и пыль пленения, после чего вповалку улеглись спать.

Опять так сложилось, что поговорить с Ксенией наедине мне никак не удалось, и пришлось все проблемы отложить на утро. Надо сказать, я и сам за последние дни так намотался, что только преклонил голову, как сразу же заснул. Ночь, слава Богу, прошла спокойно. Никто на нас не покусился, и даже Павел не пытался присвоить мой мешок с серебром. Его мне пришлось на всякий случай спрятать на теле под рубахой.

Утром сразу же начались какие-то непонятки: нахальчик стал уединяться и о чем-то подолгу шептаться с датчанином; Ксения наконец созрела для разговора, отозвала меня в сторонку и сказала, что им с Эриком, так, оказывается, звали ее зарубежного хахаля, нужны лошади, и они очень рассчитывают, что я им уступлю своего донца и Ванину кобылу; крестьянка, та, что занималась хозяйством, ходила и бухтела что у нее, де, прямо из печи пропал котел с кашей; Наталья пребывала в несознанке и отказывалась что-либо о себе сообщать! Короче говоря, все расстроилось так, что мне оставалось только метаться по избе и посильно реагировать на все новые и новые неожиданности.