Парижане и провинциалы - Александр Дюма Страница 32

Господин Пелюш был вынужден дважды окликнуть Камиллу, так она была погружена в созерцание совершенно безлюдной дороги, на которой поэтому он напрасно искал хоть какой-нибудь предмет, способный привлечь ее внимание.

После того как зов прозвучал во второй раз, Камилла вздрогнула и поспешно прибежала к отцу, покрасневшая и смущенная, словно ее застали врасплох и уличили в каком-то недозволенном поступке.

Читатель помнит, что кофе оставался нетронутым, а поскольку его стоимость была включена в сделку, то это тем более укрепляло решимость г-на Пелюша выпить его весь до последней капли.

В это время Бастьен готовил шарабан.

Господин Пелюш торжествующим тоном известил Камиллу о своем только что сделанном приобретении, которое та одобрила от всего сердца. Оставался, правда, вопрос, как представить Фигаро г-же Пелюш и выкроить для него хоть какое-нибудь жизненное пространство в этих магазинчиках, задних комнатах лавочек и антресольных помещениях Парижа, где едва хватало места для людей. Но Камилла нашла выход: она заметила отцу, что, по всей видимости, ему придется охотиться лишь в гостях у Мадлена, и, оставив Фигаро на его попечении, он сможет пользоваться собакой всякий раз, когда возникнет такая потребность, и это избавит его от необходимости заботиться о ней в перерывах между охотами, которые он сочтет уместным делать.

Господин Пелюш принял эти рассуждения с восторгом, который усиливался при мысли, что благодаря этой сделке его расходы на Фигаро ограничатся лишь ценой покупки, ведь такой мот и расточитель, как Мадлен, не опустится до того, чтобы заставить друга оплатить кормежку его собаки.

И г-н Пелюш, не объясняя Камилле всех этих соображений, поцеловал ее за прекрасную мысль, которая у нее появилась.

После этого он отсчитал папаше Мартино сто франков, затем, отдав должное замечанию Огюста о том, что, пересекая лес Виллер-Котре, вполне можно встретить какую-нибудь дичь, он зарядил ружье и устроился вместе с Камиллой на сиденье, в то время как Бастьен скромно уселся на облучке, а кум Баке и кум Мартино подняли Фигаро и поместили его в пустое пространство позади сиденья.

Бастьен щелкнул хлыстом, и лошади тронулись мелкой рысью.

Через пятьдесят шагов Фигаро, вероятно посчитавший тряску слишком сильной, спрыгнул с шарабана и, видимо удерживаемый присутствием своего друга Бастьена, вместо того чтобы вернуться в Виллер-Котре, чего несколько мгновений опасался г-н Пелюш, побежал перед повозкой, рассекая воздух хвостом, которому, несмотря на предрассудки некоторых косных охотников, позволили принять ту великолепную форму, какой наградила его природа.

Так они достигли холма Данплё, холма с довольно крутыми склонами, именно в отношении своей отлогости не соответствовавшего требованиям ведомства мостов и дорог. В то время как г-н Пелюш рассказывал Камилле, делавшей вид, что слушает его, о поведении и приемах Фигаро и о беспримерной ловкости, с какой он сам «утер нос» кролику, Бастьен, пустив лошадей шагом, принялся насвистывать один из тех бесконечных мотивов, какие насвистывают возницы повозок, привыкшие делать длинные перегоны. И в эту минуту Фигаро, по виду которого нельзя было заподозрить, что он думает о чем-то плохом, скрылся в подлеске, необычайно густом в этом месте.

Бастьен прекратил насвистывать.

— Вам следует быть начеку, — сказал он г-ну Пелюшу.

— Почему? — спросил тот.

— Из-за Фигаро!

— Из-за Фигаро?

— Да, он вошел в лес, как будто что-то учуял там. И смотрите!

В тот же миг раздался торопливый лай, громкий шелест листвы и великолепная косуля взметнулась над канавой и в три прыжка пересекла дорогу, преследуемая по пятам Фигаро.

— Стреляйте, ну стреляйте же! — закричал Бастьен, браконьер от рождения, как все жители деревень, граничащих с лесом.

— Что? Стрелять?! — спросил г-н Пелюш, даже и не подумавший прицелиться. — Но в кого?

— В кого?! Вы спрашиваете — в кого? Тоже охотник! А косуля? Тысяча чертей! А! Отличный годовалый самец; черт возьми, если бы у меня было ваше ружье!

— Как?! — воскликнул г-н Пелюш. — Это проскочила косуля?

— А то как же! И к тому же Фигаро отлично ее гонит, он не отстает от нее ни на шаг. О, вы можете гордиться, что приобрели такую отличную собаку.

Вдруг раздался выстрел, за ним послышалось жалобное тявканье.

— Черт возьми! — сказал Бастьен. — Все-таки нам повезло, что вы не выстрелили.

— Как? — спросил г-н Пелюш, переставший что-либо понимать. — Почему это вдруг стало везением, если только что было несчастьем?

— Так, значит, вы не понимаете — спросил Бастьен, — что здесь был папаша Лажёнес?

— Кто такой этот папаша Лажёнес?

— Смотритель охотничьих угодий.

— А-а! И он нам что-нибудь сказал бы по этому поводу?

— Полагаю, непременно сказал бы. Он составил бы акт, и вы бы заплатили по меньшей мере сто экю.

— Черт! Сто экю. Ты слышишь, Камилла?

— Да, отец, — ответила Камилла, не услышавшая ни слова.

— И, — продолжал г-н Пелюш, — это он выстрелил в косулю?

— Не в косулю, а в вашу собаку.

— Как в мою собаку?! В Фигаро?!

— И смотрите-ка, смотрите, видите, как пес бежит обратно, поджав хвост. Отличная работа, мой мальчик, отличная работа! Тебя ведь предупреждали, и ты получил лишь то, что заслужил.

И в самом деле, Фигаро возвращался, летя со всех ног, хотя задняя часть его туловища была испещрена дробью, рассчитанной на кроликов. Пес одним прыжком вскочил с дороги в ту часть шарабана, в которой до этого он не пожелал остаться, и в буквальном смысле распластался там.

— Но, если я не ошибаюсь, моя собака вся в крови, — сказал г-н Пелюш. — Посмотри-ка, Камилла.

— О! Несчастное животное! — воскликнула девушка. Вслед за Фигаро на опушке леса показался смотритель охотничьих угодий.

Господин Пелюш, будучи капитаном национальной гвардии Парижа, полагал себя выше всяких законов, к тому же ему казалось — где-то он это вычитал, не знаю где, — будто ленточка ордена Почетного легиона дает право охотиться в любом месте, поэтому он уже собирался потребовать от смотрителя объяснений по поводу повреждений, какие тот нанес Фигаро, но тут Бастьен, носом чуявший грозивший им акт, дернул г-на Пелюша за рукав со словами: