Днепр - солдатская река - Сергей Михеенков Страница 27

– Насчёт шлёпнуть, ты не горячись. Может, обознался.

Иванок усмехнулся.

– Ты что, товарищ лейтенант, труханул? Не хочешь связываться? Ну и ладно. Только помалкивай о том, что я тебе сказал. Сам справлюсь. Я знаю, где их можно подкараулить.

– А что это за человек, с которым ты в лесу на дороге вчера разговаривал?

– Я? Ни с кем я не разговаривал.

– Как не разговаривал?!

– А так. Сидел в кустах и наблюдал за дорогой. Конюх Куприянов действительно проехал мимо. Но он меня не видел. Ни когда ехал в Прудки, ни когда – обратно. А ты что, слышал разговор?

– Слышал. И думал, что это ты разговаривал с тем стариком.

– Вот тебе и загадочка… Конюх-то Куприянов, знаешь, кем Кирюшчихе доводится? Отцом!

– Выходит, я вчера слышал разговор тестя и зятя?

– Выходит, так. Что будем делать?

Воронцова поражал цепкий ум Иванка. Да, полгода в разведвзводе – это полгода в разведке.

– Сколько их было?

– Четверо бегали возле костров и человек пять сидели в овраге. Ещё один спустился на парашюте. Так что не меньше десяти.

– Многовато для двоих.

– Но мы ведь с тобой фронтовики, – подмигнул ему Иванок.

– А ты думаешь, там необстрелянные новички? Надо доложить в комендатуру. Пусть ими Смерш займётся. А у нас и оружия нет.

– Оружие-то найдётся. Вторая винтовка у меня есть. Патронов тоже достаточно. Есть пять гранат, четыре «феньки» и одна противотанковая.

– Они тебя не видели?

– Нет.

В тот же день Воронцов попросил у Петра Фёдоровича Гнедого и вместе с Иванком отправился в райцентр. Петра Фёдоровича спросил:

– Где есть пилорама?

– Только на станции. Там, за путями, в леспромхозе.

И он сказал Петру Фёдоровичу, что решил раздобыть досок для пола. Иванок с матерью тоже жили в недавно отстроенном доме без полов.

– Э, ребята, где ж вы нынче пиломатериал раздобудете… – безнадёжно махнул на их затею председатель колхоза. Уж он-то знал, что доски и тёс отпускаются по строжайшему лимиту, через райисполком, и накладные подписывает сам предрик Павел Савельевич Силантьев. Но Гнедого им всё же дал. – Поезжайте, раз прокатиться захотелось.

Когда проезжали Андреенки, Воронцов кожей спины чувствовал на себе настороженные взгляды местных жителей. Да, это село жило своей жизнью…

Возле моста они встретились со вчерашней повозкой. Седобородый старик Куприянов и на этот раз только скользнул по их лицам рассеянным встречным взглядом.

– Видал? – толкнул Иванок Воронцова в бок, когда они выехали из села.

– Тихое место. – И Воронцов некоторое время смотрел в сторону уходящих за перелесок дворов.

Погодя спросил:

– Смерши их тут не потревожили после ухода немцев?

– А все казаки и те, кто с ними был, смылись. Одни бабы остались. Сочувствующие. Так их тут теперь называют. И обыски были, и облавы. Ничего не обнаружили, ничего не нашли. А следы, как видишь, появляются. Свеженькие.

В райцентре Воронцов пошёл прямо к предрику Силантьеву. Расстегнул шинель, чтобы видны были боевые награды. Полевую сумку на всякий случай оставил под подстилкой в телеге.

Иванок ждал его на улице. И вскоре Воронцов вышел на райисполкомовское крыльцо сияющий, с какой-то бумажкой к руке.

– Вот! Вот наши доски, Иванок! Так что к зиме с полами будете.

Иванок покрутил головой:

– И как ты его уговорил?

– Всё просто! Он в сорок первом был ранен под Юхновом. Наша Шестая рота сменяла их на Извери. Бывший пограничник. Из батальона Старчака ^[5].

– Выходит, блат у тебя тут?

– Выходит.

– А тебе что, бесплатно доски выделили?

– Почему бесплатно? Вот сейчас оплатим в кассу леспромхоза положенную сумму, и можно будет забирать наши полы!

– А деньги?

– Есть, Иванок, деньги. Есть. Это уже не твоя забота. Я ведь взводным воевал. В штрафной роте. Тройной оклад, плюс выплата за ордена.

Иванок втянул голову в плечи. Потом, уже когда переехали через железнодорожные пути, сказал:

– Как думаешь, война ещё долго продлится?

Воронцов засмеялся:

– Думаю так: до офицера ты успеешь дослужиться, так что домой вернёшься при деньгах.

Иванок тоже улыбнулся. И вдруг спросил, как спрашивают о том, что уже в прошлом и что уже не пытались ни вернуть, ни исправить:

– А что ж мы в комендатуру не заехали?

– Незачем нам туда ехать. Ты же сам понимаешь. Ну, пришлют они взвод. Начнут лес прочёсывать. Выйдут на хутор…

– Тебе Зинка рассказала?

– Рассказала.

– Как думаешь, Юнкерн про хутор знает? А может, они там живут?

– Вряд ли. Зина с Прокошкой парашютистов встретили в другом месте, далеко от озера. А пока они гостили там, тоже было тихо. Место укромное. Не хуже Красного леса. Одна надежда, что не нашли.

– С самолёта всё видно.

– Это так. Надо нам туда как-то съездить. Не знаешь, сёдла у Петра Фёдоровича есть?

– Есть. Как раз два седла. Немецкие, кавалерийские. Председатель наш человек запасливый. У трофейщиков за самогон выменял.

– Если сегодня доски привезём, завтра поедем на хутор.

Иванок вскочил на колени, обхватил рукой Воронцова и сказал:

– Ну, Сашка, весёлый ты парень! Хорошо, что ты приехал. А то мне в деревне, со стариками и бабами… Значит, завтра в разведку.

– Винтовки хорошенько почисти и смажь. Патроны тоже протри. Они у тебя в обоймах? Или россыпью?

– И в обоймах, и россыпью.

– Обоймы тоже прочисти. Чтобы нигде ни песчинки.

– Слушаюсь! Будет сделано!

С запиской от Силантьева их встретили так, как встретили бы на армейском складе с приказом от командующего армией. И через полтора часа они уже гнали Гнедого, поспешая за тяжёлым ЗИСом, до края бортов нагруженным доской-пятидесяткой. Завскладом приказал грузчикам брать доски из сухого штабеля. Такие можно сразу строгать и стелить пол.

Бой, произошедший между оборонявшими берег и форсировавшими реку, пуля наблюдала сверху. Ей вдруг захотелось посмотреть, каковы укрепления на высоком берегу над обрывом. Чем выше она поднималась над широким полем реки, тем виднее становилась общая картина происходящих и назревавших событий на линии «Восточного вала». На западном берегу проводилась лихорадочная перегруппировка. Танковые и моторизованные колонны двигались то вправо, то влево. Они концентрировались в нескольких километрах в глубине обороны. Там же занимали заранее подготовленные позиции артиллеристы. И только пехота подтягивалась ближе к Днепру, занимая передовые линии траншей. А с другой стороны к реке стремилась другая масса войск. Тягачи тащили тяжёлые гаубицы. Конные запряжки выбивались из сил, выволакивая из грязи длинноствольные противотанковые орудия. По большакам, растянувшись на многие километры, двигались танковые колонны, пополненные новыми, пахнущими заводской краской «тридцатьчетвёрками» улучшенной конструкции и тяжёлыми КВ. Шла не знающая устали матушка-пехота. В небе рыскали истребители. Иногда они схватывались прямо над Днепром, но вскоре расходились. Их задачей было охранять свои берега. ЛаГГам и «Якам» – левый, «мессершмиттам» и «фокке-вульфам» – правый. Пока у неприятелей были свои берега. У немцев – правый. У русских – левый. Но русские стремительно наращивали силы. В некоторых местах они уже переправились на правый берег и отбили небольшие плацдармы, яростно расширяя их. Русским нужен был и правый берег. Потому что это их река и их берега. Там, за Днепром, многих из них ждали их семьи.