Тень мечей - Камран Паша Страница 22

Скандал грозил разобщить зарождавшуюся религиозную общину — умму, — когда Пророк получил от Аллаха откровение, снимающее с его жены подозрение в измене: любое обвинение в неверности должно быть подкреплено показаниями четырех лиц, ставшими непосредственными свидетелями самого акта прелюбодеяния. Такое условие было направлено на защиту женской чести, особенно это касалось публичной порки — наказания за преступление. Провинившуюся даже могли забросать камнями, в зависимости от свода правил поведения мусульман, по которому судили несчастную. Мириам уважала добрые намерения Корана, но прекрасно знала, что на практике мужчины, жаждущие контролировать женщин, часто игнорируют или неверно истолковывают то, что написано в Коране. Тот факт, что Саладин не на словах, а на деле руководствуется постулатами древней книги, удивляло. Особенно во время войны.

Удивилась не одна Мириам, но и присутствующие придворные, а также муж-рогоносец. Торговец коврами сделал шаг вперед, чтобы поддержать обвинение.

— Сеид, клянусь Аллахом, я…

— Я не давал тебе слова! — В глазах Саладина вспыхнула ярость; муж поспешно отступил, низко кланяясь, выражая покорность и смирение. В то же мгновение Мириам поняла, что на самом деле в Саладине под маской доброго правителя скрывается бесстрашный воин. Воздух в зале сгустился от нервного напряжения, когда придворным напомнили, в чьем присутствии они находятся.

Саладин перевел взгляд на лежащую перед троном женщину.

— Женщина, встань. Посмотри на меня, — велел он.

Она тут же выполнила приказ, однако ноги ее дрожали, и казалось, что они могут в любую минуту подкоситься. Несчастная робко подняла голову, но не решилась посмотреть Саладину прямо в глаза. Мириам почувствовало, как внутри у нее все сжалось при виде этой женщины, и она стала молиться о том, чтобы Бог, если он слышит, поскорее положил этому конец. Ради обвиняемой.

— Зейнаб бинт Акиль, тебя обвиняют справедливо?

Слезы потекли по щекам бедной женщины, но она молчала. Со своего места Мириам видела ее затылок и шею и не на шутку разозлилась: на шее обвиняемой остался след от удара кнутом — судя по цвету, явно свежий. Шрам шел от затылка и исчезал под красной рубахой. Возмущение Мириам достигло критической точки, и она, повернувшись к дяде, который безучастно стоял во время всего происходящего, прошептала:

— Смотри, что они с ней сделали.

Маймонид отчаянно замахал племяннице, чтобы та помолчала, но было уже поздно. Визирь, услышав слова молодой еврейки, был явно потрясен ее дерзостью.

— Как ты смела заговорить, когда султан вершит правосудие? — сурово произнес аль-Фадиль.

Мириам вздрогнула, ее щеки запылали. По залу пронесся гул возмущенных голосов. Неслыханное неуважение к дворцовому этикету! Особенно со стороны неверной.

— Сеид, она молода… не обучена дворцовому этикету. Молю простить ее глупость. Это все по молодости, — быстро заговорил Маймонид, надеясь погасить пожар, пока не поздно.

Мириам вновь почувствовала на себе взгляд Саладина. Но скорее удивленный, чем разгневанный. Уголок его рта подергивался, как будто он пытался сдержать улыбку.

— Не бойся. Мне интересно твое мнение по этому делу, юная Мириам, — успокоил султан.

На мгновение Мириам растерялась. Но затем, взглянув на несчастное, дрожащее от страха создание в центре зала, решила сказать правду.

— Сеид, твои телохранители привыкли избивать женщин? Взгляни, во что они превратили ее спину.

Придворные замерли от такой наглости, Маймонид закрыл лицо руками. Мириам знала, что подумал ее дядя: даже его болтливая Ревекка понимает, когда и где можно распускать язык. Тетя стояла молча, хотя укор в ее разгневанных глазах был красноречивее слов. Нет, их племянница безнадежна. Она будет сама копать себе могилу, пока та не станет достаточно глубокой, чтобы уместилась вся их семья. Все возрастающая враждебность придворных должна была насторожить Мириам, тем не менее она чувствовала себя в безопасности, пока к ней благоволил Саладин. Она по опыту знала, что мужчина многое может позволить женщине, если очарован ее красотой, а потому надеялась, что и сегодня это наблюдение не подведет ее.

Как бы там ни было, слова Мириам возымели ожидаемый эффект. Саладин встал с трона и подошел к заключенной. Зейнаб замерла, не зная, как себя вести, когда султан обходил вокруг нее. Его шершавые руки, загрубевшие от боев и жизни в пустыне, ощупали ее шею. Заметив след от кнута, султан расстегнул рубаху женщины, обнажив верхнюю часть спины.

Мириам чуть не стошнило. Все плечи Зейнаб покрывали шрамы, кожа сморщилась и кое-как затянулась вокруг ран. Когда ее печальный секрет был раскрыт, Зейнаб не смогла больше сдерживать рыданий.

Мириам заметила, как изменилось лицо Саладина: из рассудительного судьи он превратился в разгневанного воина. Он повернулся к телохранителю, конвоировавшему женщину из тюрьмы. Тот был на голову выше султана, но под пристальным взглядом господина съежился, а его густые коричневые усы нервно задергались.

— Твоих рук дело? — Несмотря на холодный тон, Саладин говорил негромко, почти шепотом. Мириам почувствовала, как по спине пробежал холодок. В этом спокойном голосе угрозы слышалось больше, чем в воплях разозленного человека.

— Нет, сеид. Клянусь Аллахом. Я никогда не поднял бы руку на женщину, — ответил телохранитель.

Саладин долго и пристально смотрел телохранителю в глаза, как будто хотел проникнуть в его душу. Затем он повернулся к Зейнаб:

— Кто это сделал?

Зейнаб зашлась в рыданиях и, прикрыв рот рукой, покачала головой.

— Отвечай султану!

— Мой… мой муж… кнутом. — Она захлебывалась рыданиями, но слова, заглушаемые всхлипами, резанули Мириам по сердцу. Не нужно быть Синдбадом и путешествовать в дальние дали, чтобы повстречаться с чудовищами. Ты сталкиваешься с ними каждый день, хотя они и приняли обличье благообразных людей.

После того как Саладин выслушал признание женщины, его лицо вновь стало безразличным, все чувства спрятались в потайные уголки души. Он внимательно осмотрел синяки, прежде чем застегнуть рубаху и скрыть позор обвиняемой от окружающего мира.

— Некоторые синяки старые. Тебя избивали и раньше, до этого предполагаемого происшествия с рабом?

У Зейнаб не осталось сил говорить, она лишь слабо кивнула. Саладин повернулся к Юнусу ибн Вараку, гнев повелителя пал на «жертву» преступления.

— Скажи мне, торговец коврами, разве мужчине, оплоту общества, гоже избивать супругу, словно мула?

Ибн Варак побледнел. Он явно не ожидал, что дело примет такой поворот.

— Я лишь время от времени учу ее дисциплине. Это мое право.

Мириам захотелось прямо здесь и сейчас выцарапать ему глаза.

— Я вижу. — Саладин вернулся на свое место, в его голосе вновь зазвучал металл: — Я разрешил ваш спор. Поскольку ты не можешь представить четырех свидетелей, чтобы подкрепить свое обвинение, как того требует Коран, я признаю Зейнаб бинт Акиль невиновной в супружеской измене.