Под тремя башнями - Николай Дмитриев Страница 21

Ярко проснулся оттого, что дядька осторожно тыкал ему в бок кнутовищем. Хлопец поднял взлохмаченную голову и недоумённо осмотрелся. Бестарка стояла на пересечении дороги с просекой возле покосившегося столбика с облезлой цифрой восемь на плоском вырезе. Ярко глянул на просеку и испуганно замер. К стоявшей телеге не спеша подходили двое. Дядька, увидев, что Ярко проснулся, бросил кнут и начал дрожащей рукой подтягивать вожжи.

Спереди шёл оборванец, одетый в пиджак, на котором блестели нашитые вразброс медные пуговицы. Руки его были заложены назад, и шёл он странно приплясывая, сопровождая свою припрыжку заунывно-монотонным пением на одной ноте. Вторым шёл здоровенный мужик в стоптанных кирзовых сапогах и армейском ватнике. Через плечо у него был перекинут лоснящийся автоматный ремень, а от самого «шмайсера», зажатого под рукой, виднелись только пистолетная ручка и торчащий вперёд чёрный рифлёный магазин.

Едва странная пара поравнялась с бестаркой, как дядька сдёрнул с головы шапку и сдавленно произнёс.

— Добры-ы-й день…

Оборванец скользнул по дядьке сумасшедшим взглядом, оторвал от пиджака пуговицу и сунул её под подушку сиденья.

— Ы-ы-хм-гы-гы-гы! — дико засмеялся он и боком отскочил в сторону.

Второй, вооруженный автоматом, подошёл вплотную и, деловито пошарив рукой в соломе, бесцеремонно оттолкнул Ярку на край.

— Ну ты, куда едешь?

— В Выселки мы идемо… В Выселки…

Дядька весь вывернулся на сиденье и завороженно смотрел на ствол автомата, высунувшийся из-под полы ватника.

Ярко остановившимися от испуга глазами следил за неизвестным. Самым страшным было то, что именно его они перевозили на лодке через старое русло две недели назад. Ярко оцепенел от страха, но мужик только мельком глянул на него и повернулся к дядьке.

— Ладно, поезжай, но смотри…

— Шо вы, шо вы, як можно…

Дядька засуетился, зачмокал на лошадей и, забыв про кнут, так и валявшийся на дне бестарки, торопливо захлестал вожжами по крупам коней. Бестарка затарахтела по дороге, и через несколько минут просека вместе с покосившимся столбиком у дороги исчезла из виду.

Вцепившись в задок телеги, Ярко напряжённо смотрел назад. Едва зловещие фигуры скрылись за кустами, он обернулся и затеребил дядьку за согнутую спину.

— Кто то булы?..

— А, холера бы их взяла, песиголовцев!..

Дядька подхватил брошенный кнут и хлестанул обоих коней под пузо. Лошади пошли вскачь, и колёса остервенело запрыгали по корневищам. Видимо, быстрая езда немного успокоила дядьку, и он, чуть придержав лошадей, обернулся к племяннику.

— Ты, Ярко, дывысь, никому ничого, я сам…

— Дядьку… А, може, вин той, з «ястребкив»?

— Та ты що? Хиба тут хтось с розуму зъихав? Де ты в «ястребках» такого забобонного бачив? И потом «ястребки» все с ППШ ходят, а в цього автомат германский…

— Не бийтеся, дядьку, я нишкну…

Ярко присел за дядькиной спиной и, держась обеими руками за края бестарки, напряжённо смотрел на кусты лещины, пролетавшие возле самых колес. Уже в Выселках, заворачивая давно сбившуюся на шаг упряжку во двор, дядько, молчавший от самого леса, повернулся и испытующе посмотрел на племянника.

— Слухай, я сейчас до сильрады, а тоби тут пока тётка з вечерей впорається, все одно нема чого робыты. Ты ж до рыбы охочий, скочь до омута, може, щось втрафишь, поки я змотаюсь…

И пока Ярко лазил на чердак за удочками, дядька ждал во дворе, делая вид, что возится с упряжью.

До рыбных мест было рукой подать. Надо было только сбежать задами вниз, обогнуть топкую бочажину за краем огородов, а потом через заросли верболоза выйти к реке. Омут, о котором говорил дядька, отличался тем, что крутил воду на одном месте. По кругу лениво плавали щепки, листья, а поплавки, если их забросить подальше, вообще не двигались.

Ярко разложил снасть на траве и начал не спеша, обстоятельно разминать хлебный мякиш. Конечно, за дядькиной клуней водились отличные навозные черви, но Ярко понимал, дядько не хотел, чтоб племянник виделся с говорливой тёткой до того, как он сбегает в сельсовет и расскажет кому надо о лесной встрече.

Ох уж эта его тётка Стефа, весёлая и говорливая полька. Уж кто-кто, а Ярко понимал, дядька боялся не зря. Тётечка не мытьём так катаньем, а вытащила бы из племянника всё что ей надо. И вот поди ж ты, сколько всего свалилось на дядькину голову через ту тётку Стефу, а всё равно живут душа в душу…

Правда, в одном Ярко понять дядьку никак не мог. Сколько он их вместе ни видел, Стефа только и делала, что ела дядьку поедом, а он, к великому Яркиному удивлению, только весело сопел и про себя улыбался. Нет, что-то тут Ярке было не совсем ясно, да он и не особо сушил себе голову. Тем более Ярко хорошо помнил, с того самого дня, когда перед войной дядько привёз молодую жинку до родичей в город, Яркин отец не упускал случая помянуть, что младшему брату здорово повезло с женитьбой.

Какое уж там было везенье, Ярко не задумывался, а вот то, что дядьке, первому выступившему за колхоз «при Советах», пришлось первому же и уходить в лес, он помнил. И то, как за тёткой Стефой гонялись националисты, он тоже помнил. И уже потом, позже, когда и они с матерью, спасаясь от немцев, перебрались «до дядька» в лес и жили в семейном лагере, тётка Стефа куховарила на всех и нещадно гоняла приставленного к ней для помощи Ярку. Тогда-то Ярко и изучил тётку досконально и вдобавок хорошо понял, что на совесть смазанная «драгунка» до сих пор лежит у дядьки на «припечке» вовсе не зря…

Ярко наживил крючки и, натягивая леску так, что ореховые удилища гнулось дугой, одну за другой забросил удочки. Оба поплавка легли почти посередине омута, и их белые пёрышки встали торчком. К Яркиному удивлению, какой-никакой, а клёв был. Изредка то один, то другой поплавок начинал мелко подрагивать и после короткой пляски резко уходил в воду.

Однако время шло, солнце припекало и пора было собираться. Ярко с сожалением окинул плес взглядом и, дождавшись ничтожной поклёвки, выдернул удочки из воды. Очистив крючки, он замотал лески на удилища, подхватил ведерко с уловом и заторопился домой.

Ярко шёл по тропинке, огибая бочажину с топкими берегами. Вокруг неё росли покосившиеся деревья, а чуть выше, за взгорбком, уже виднелась соломенная крыша дядьковой хаты. Едва Ярко миновал пень, торчавший слева возле самой тропинки, как из кустов справа его негромко окликнули.

— Эй, хлопец…

Ярко оглянулся. Из верболоза навстречу ему выбрался здоровенный незнакомец и не спеша подошёл ближе.

— Слушай, хлопец… — начал он, но Ярко уже разглядел его и теперь с перепугу ничего не соображал.

Перед ним стоял тот самый мужик с просеки. Только сейчас Ярко не видел автомата, а вместо засаленного ватника на плечи мужика был накинут обычный домотканый серяк.

— Ты, хлопче, не бойся, — мужик, видимо, понял Яркино состояние и посмотрел на него усталыми и неожиданно добрыми глазами. — Это вы ж меня возле взорванного моста на лодке перевозили…