Продать душу - Елена Вахненко Страница 16

— Хорошо тебя хорошо понимаю! Целый день сегодня потратил на попытку осмыслить произошедшее.

Белла зябко поежилась и, отвернувшись, сухо проговорила:

— Да, я уже знаю, что граф умер…

— Правда? Дон успел рассказать?..

Уголки пухлых бледно-розовых губ чуть дрогнули. Белла слегка повернула голову и искоса взглянула на меня.

— Нет, Дон тут ни при чем… Я выяснила у слуг, — вкрадчиво пояснила она. — Спросила, где ты находишься. Честно говоря, больше всего я боялась…

Запнувшись, девушка порозовела и оборвала себя на полуслове. Избегая моего взгляда, она сделала торопливый глоток вина и, судорожно закашлявшись, вынула кружевной измятый платочек и спрятала в нем лицо. Я смотрел на нее с восхищением и нежностью, боясь поверить мелькнувшей мысли: неужели Белла больше всего боялась узнать, что погиб именно Я? Неужели я сумел произвести на нее благоприятное впечатление?.. Впрочем — почему бы и нет? Я отнюдь не урод, да и вообще, принадлежу совсем иной эпохе и, наверное, представляюсь ей почти инопланетянином.

— Я ужасно выгляжу, — вдруг сообщила ученица Дона с легким смущением. Эти слова настолько не соответствовали действительности, что я не удержался от смешка. Мне-то она как раз больше понравилась такой, как сейчас: по-утреннему встрепанной, мягкой и совсем юной…

— Ерунда! — убежденно заявил я.

Белла улыбнулась, на щеках выступил легкий румянец, а зеленые глаза сверкнули озорством. Я в свою очередь отпил из собственного бокала и осторожно спросил:

— А каким чудом тебя занесло к Дону? Как ты умудрилась стать колдуньей?

Белла насупилась и исподлобья взглянула на меня:

— Ты действительно хочешь знать? — поймав мой утвердительный кивок, недовольно заметила: — Но тогда и тебе придется поведать мне свою историю…

— Разумеется! — с жаром пообещал я, весь обратившись в слух.

Девушка, закусив губу, около минуты смотрела в одну точку на столе, будто надеялась отыскать свою историю в виде вышивки на узорчатой скатерти. Потом тряхнула головой, словно собравшись с силами; густая масса красно-золотых кудрей разметалась по ее лицу. Миндалевидные глаза колдуньи вспыхнули решимостью, голос зазвучал спокойно и уверенно, взгляд же оставался расфокусированным:

— В мире, где я родилась и прожила двадцать три года, огромная власть принадлежит Инквизиции. Думаю, ты знаешь, что представляет собою эта… организация, — я кивнул, однако Белла и не подумала взглянуть в мою сторону и монотонно продолжала речь. Чувствовалось, что вспоминать те далекие события девушке не очень приятно. Я уже почти пожалел о своей просьбе, и только острое желание узнать немного больше о начинающей колдунье помешало мне сжалиться и прервать ее. — Там, где я жила, опасно заниматься наукой, еще опаснее — философией, потому что философы нередко попадают на костер как еретики. А уж если ты вдобавок женщина… притом — красивая женщина… и безрассудно относящаяся к предупреждениям родственников… не скрывающая своих увлечений… тогда аутодафе почти неизбежно. Спасти может только чудо, и, впрочем, оно-то меня и спасло.

Тут Белла слегка улыбнулась и впервые взглянула на меня. Улыбка получилась немного печальной, но даже она придала бледному лицу девушки дополнительное очарование.

— Я вела безбедную вольную жизнь, — призналась рыжеволосая колдунья после минутной паузы, в течение которой мы с особенным пониманием смотрели друг другу в глаза. Теперь же Белла вновь уткнулась взглядом в вышитую скатерть на столе. — Совсем девчонкой, пятнадцати лет, меня выдали замуж за состоятельного престарелого графа. Родители стремились таким образом убить двух зайцев: во-первых, он был выгодной партией, а во-вторых… во-вторых, они лелеяли надежду, будто я смогу остепениться, обзавестись детьми…

— И как? — внезапно севшим голосом спросил я. — Что-нибудь сбылось?

Она вновь подняла голову и улыбнулась уже веселее. Я, не выдержав, улыбнулся ей в ответ, хотя настроение к этому не располагало.

— Полагаешь, я могла остепениться? — с иронической усмешкой осведомилась девушка. — О детях я боялась и помыслить, и потому ночами сбегала от мужа. К тому же, близость с ним меня в восторг не привела. Я все представляла как-то иначе… Несколькими годами позднее я убедилась, что можно получать удовольствие от любовной игры, более того — существуют специальные средства, позволяющие забыть о детях до того момента, когда по-настоящему решишься стать матерью. В моем мире ничего такого нет…

Я насупился, слышать о ее любовном прошлом мне было почему-то неприятно. Белла, не замечая моей гримасы, хладнокровно продолжала:

— Муж пробовал меня запирать в спальне, но я выбиралась через балкон, спускаясь по лозе винограда. И это, учти, с третьего этажа! Обожала встречать рассвет где-нибудь на лоне природы… Любила верховую езду… Ничего в таком духе мой муж понять не мог, конечно…

В ее голосе прозвучало угрюмое сожаление, губы презрительно искривились… Вздохнув, Белла секунду молчала, раздумывая над своим повествованием, потом, хмурясь, возобновила рассказ:

— А еще его раздражали мои странные и подозрительные увлечения. Леди из моего круга свободное время коротали за чаепитием, сплетнями, вышивкой, чтением любовных романов и мемуаров… Следили за горничными, устраивали приемы… Я всегда ненавидела вышивать, приемы наводили на меня скуку, я могла выдержать разве что танцевальную часть, а читать предпочитала запретных авторов. Думаешь, они писали что-то откровенное, например, эротику? Ничего подобного! Просто идеи этих книг казались Инквизиции… скажем так, неблагонадежными. Все, что отступало от канонов веры, запрещалось. А мой супруг был страстным приверженцем правил и законов. Наверное, потому и сдал меня Инквизиции.

Я выронил бокал, пролив на себя все его содержимое, и теперь источал густой винный аромат. Впрочем, в то мгновение меня это мало заботило. Я изумленно и недоверчиво уставился на Беллу, с горечью встретившую мой взгляд.

— Тебя сдал твой собственный муж?! — хрипло уточнил я. Девушка кивнула, и я с негодованием воскликнул: — По-моему, именно таких следует сжигать на кострах!

Ведьмочка одобрительно хмыкнула и потянулась за ванильным печеньем. Пока она утоляла голод, я невидящим взглядом смотрел в одну точку, пытаясь осмыслить услышанное. Белла как будто моложе меня — наверное, что-то около двадцати пяти лет… но пережила, пожалуй, больше…

— Так или иначе, но меня поместили в специальную камеру с хорошим содержанием, — наконец заговорила девушка, и я, вздрогнув, вновь посмотрел на нее. — Я ведь из приличной семьи, так что мои родители постарались позаботиться обо мне. А моего мужа понять можно. Он просто трус. Наверняка опасался, что о моих увлечениях донесет кто-то другой, и тогда на костер пойдем мы оба.

— Тоже мне оправдание! — фыркнул я.

Белла пожала плечами:

— Согласна с тобой, но факт остается фактом. В конце концов, не все обладают смелостью. В общем, хотя камера и считалась хорошей, но для меня, привыкшей к избыточной роскоши и вседозволенности, наступили воистину кошмарные денечки. Во-первых, невозможность покинуть эти несчастные пять квадратных метров пространства. Во-вторых, скудная пища. Беднякам она могла показаться вкусной, но я-то всегда питалась нежнейшим мясом, искусно приготовленной рыбой, лучшими сортами сыра и хлеба, свежими овощами и фруктами, сластями из самых разных уголков планеты… Так что ограниченное меню меня мучило: картофельное пюре, какая-то пресная каша, черствый хлеб, жесткое мясо, приторные конфеты… Также меня угнетала невозможность поухаживать за собой. Холодная вода и мыло — вот и все, чем снабжали меня. А я не могла вообразить жизнь без лавандовой воды, душистой мыльной пены, румян, пудры и прочего… Но больше всего я страдала, конечно, из-за постоянных допросов.