Корсар - Клайв Касслер Страница 14

Перлмуттер, рассказчик от бога, специально выделил последнее слово, чтобы придать истории драматизма.

— Аль-Джама и Лафайет направились на запал, по возможности двигаясь вдоль берега, хотя нередко все же приходилось углубляться и пустыню. Генри не помнит, сколько они шли. Предположительно около месяца, и это был сущий ад. Воды постоянно не хватало. Обоим не раз казалось, что их ждет смерть от жажды. Совсем как у Кольриджа: «Кругом вода, но не испить ни капли, ни глотка». [4]Спасли путешественников внезапно налетевший шторм и раковины моллюсков, из которых они высасывали содержимое. А еще случилась удивительная вещь — они подружились. Аль-Джама немного говорил по-английски, а Генри уже владел двумя языками, поэтому быстро схватывал арабские слова. Не знаю, что они обсуждали, побеседовали долго, это точно. Когда добрались до убежища, аль-Джама сохранил Лафайету жизнь не только из благодарности, а потому что привязался к молодому американцу. Впоследствии он называл Генри сыном, а тот его — отцом. В укрытии они обнаружили «Сакр», команда же, полагая, что капитан погиб, разбрелась по домам. В отчете Военно-морскому министерству Чарльз Стюарт указал: когда корабли расходились, «Сакр» горел и едва держался на плаву; впрочем, стало известно, что корсару удалось добраться до берега. По словам Генри, в убежище имелся большой запас провизии, а помогал им престарелый слуга. Раз в несколько месяцев приходил небольшой караван, они обменивали награбленные сокровища на еду и питье. Аль-Джама просил никому не рассказывать о его спасении.

— Там были сокровища?

— «Гора золота», как выразился сам Генри. А еще считается, что у Сулеймана аль-Джамы хранился Иерусалимский камень.

Алана бросила на Кристи удивленный взгляд.

— Так вы меня на поиски сокровищ посылаете?

Та кивнула.

— В общем, да. Правда, нас не интересуют золото и сказочные драгоценности. Что вам известно о фетвах?

— Фетва — это же воззвание мусульманского лидера, верно? Помню, в одной из них призывали убить Салмана Рушди за «Сатанинские стихи».

— Именно так. Если фетва вынесена личностью, имеющей вес, ее влияние в мусульманском мире воистину колоссально. Во время войны между Ираном и Ираком аятолла Хомейни позволил солдатам себя взрывать, становиться террористами-смертниками. Вообще-то Коран запрещает самоубийство, но делать Хомейни было нечего: его войска не справлялись с армией Саддама. Поэтому аятолла разрешил взрываться, особенно если при этом гибли и враги. Сработала фетва хорошо; судя по тому, что творится сейчас, даже слишком хорошо. Иранцы вернули захваченные Ираком территории, а потом заключили перемирие. Однако фетва действует до сих пор и служит оправданием террористам от Индонезии до Израиля. Если бы кто-нибудь столь же влиятельный выступил против, число терактов пошло бы на убыль.

Алана начала понимать.

— Сулейман аль-Джама…

Джулиан подался вперед, кожаный диван заскрипел.

— Вернувшись в Америку, Генри рассказал Чарльзу Стюарту, что аль-Джама полностью пересмотрел свое отношение к христианам. До встречи с Лафайетом он ни разу с ними не разговаривал. Генри читал ему Библию, и Сулейман понял: в двух религиях больше сходств, чем различий. До самой смерти аль-Джама скрупулезно изучал Коран и много писал о необходимости мирного сосуществования. Я думаю, именно поэтому аль-Джама не желал сообщать бывшей команде, что выжил: вопреки его воле они вернулись бы к пиратству.

— Если записи сохранились, — вмешалась Кристи, — они станут мощным оружием в борьбе с терроризмом, так как лишат опоры самых фанатичных приверженцев джихада. Те, кто слепо подчиняется ранним указаниям аль-Джамы об истреблении христиан, сочтут своим долгом хотя бы ознакомиться с более поздними мыслями старого пирата. Не знаю, в курсе ли вы, — продолжала Кристи, — что через пару месяцев в Ливии начнется мирная конференция, крупнейшая за всю историю. Уверена, нам предоставляется великолепный шанс покончить с терроризмом раз и навсегда. Все стороны идут на существенные уступки, а нефтедобывающие страны готовы выделить миллиарды на экономическую помощь. Мне бы очень хотелось, чтобы госсекретарь прочла там что-нибудь из высказываний аль-Джамы о примирении: это дало бы нам дополнительные козыри.

Алана скорчила недоверчивую гримасу.

— Это ведь… даже не знаю… скорее, символический момент.

— Да, — ответил Джулиан. — Дипломатия зачастую строится именно на символизме. Стороны хотят мира. Если процитировать уважаемого имама, который призывал к насилию, а потом изменил точку зрения, получится прекрасный дипломатический ход, то, что нужно для успеха подобных переговоров.

Алана вспомнила, как, окрыленная словами Валеро и Перлмуттера, мечтала помочь достижению мира и стабильности на Ближнем Востоке. Теперь же, после долгих и безуспешных поисков убежища Сулеймана аль-Джамы, ощущала лишь усталость и раздражение из-за жары и грязи. Алана поднялась на ноги: пора двигаться дальше.

— Ладно, ребята, у нас есть еще примерно час, а потом вернемся отметиться у босса, — объявила она. Чтобы числиться в экспедиции, которая вела раскопки, приходилось каждый вечер возвращаться в лагерь. Ужасно неудобно, но тунисские власти настаивали: никто не должен ночевать в пустыне. — Раз наука в лице геологии и археологии бессильна, остается надеяться на интуицию Грега.