Исполнитель - Сергей Горбатых Страница 12

– Мамуля, не преувеличивай! – попытался урезонить Зинаиду Ивановну Саша.

– Почему я преувеличиваю? Сегодня ко мне одна знакомая приходила платье ушить. Её брат двоюродный в НКВД служит. Так он ей по секрету рассказал, а она – мне. В Кремле раскрыли заговор. Группа служащих правительственных учреждений создала террористическую группу, – объяснила Зинаида Ивановна.

Саша пожал плечами и ничего не ответил.

На следующий день, в воскресенье, Александр проснулся от необычной тишины. Не трещала мамина швейная машинка, не орали Щёчкины… Саша поднялся со своей кровати, вернее, с сундука, и прошёл на их кухню. Размеренно и успокаивающе тикали часы‑ходики, висящие на стене. Мамы не было. Она ещё вчера предупредила его, что в воскресенье рано утром поедет отвозить платье своей знакомой, а потом попытается добыть что‑нибудь из продуктов.

Александр подошёл к большому зеркалу и стал себя внимательно рассматривать. Большой крючковатый нос, под ним начинающие пробиваться усы, глаза серого цвета, торчащие, как лопухи, уши и прыщавые щёки. Если к этому добавить, что у него был рост метр семьдесят, да узкие плечи, то картина получалась грустной…

– Да ещё и обоссался вчера, прыгая с парашютом! – вслух добавил он и решил:

– Нет, не для меня эти парашюты! Окончу курсы водителей‑механиков и на другие пойду! Прыгать больше не буду никогда.

Вдруг из‑за деревянной стенки послышались тихие голоса. Разговаривал Юрий Ивашкин со своей супругой Евгенией.

– В стране массовый психоз! Я боюсь лишнее слова сказать. Да какое там слово! Букву! – возмущённым голосом жаловался Юрий.

– Тише! Не кричи! – зашипела на него жена, а потом, понизив голос до громкого шёпота, стала рассказывать:

– Все доносят друг на друга. У нас в школе вчера учителя математики забрали. Говорят, любовница письмо куда надо отправила, в котором сообщила, что он скрытый троцкист! А ты же, Юрик, знаешь, что такое в наши дни быть троцкистом?!

– Да, это, как минимум, концлагерь на много лет, – вздохнул её супруг, а потом спросил:

– Ты же, Женечка, знаешь шесть заповедей безопасности советских граждан?

– Нет. А какие?

– На днях мне друг один рассказал.

Первая заповедь – не думай.

Вторая заповедь – если подумал, не говори.

Третья – если сказал, не записывай.

Четвёртая – если написал, не печатай.

Пятая – если напечатал, не подписывай.

Шестая – если подписал, откажись.

Саша вдруг вспомнил свой разговор с Софьей Павловной, состоявшийся на прошлой неделе. В тот день Софья Павловна была очень грустной.

– Думаю, Сашенька, о будущем нашей Родины. Что же это делается? Брат доносит на сестру. Дети на родителей. Такого в православной России никогда не было. А принятие закона о применении высшей меры наказания и для подростков, достигших 12 лет, меня просто потрясло! Я плакала! Смертная казнь для двенадцатилетнего ребёнка!!! – тихо сказала она и по её щекам потекли слёзы.

За стеной продолжали разговаривать Ивашкины, а Саша вдруг подумал:

– Правильно я делаю, что ни с кем ничем не делюсь! Ведь не зря говорится: "молчание – это золото".

Апрель для Мальцева выдался очень напряжённым. Не успел он закончить оформлять стенную газету ко дню рождения Владимира Ильича Ленина, как его вызвали в ректорат и попросили написать два транспаранта к первомайской демонстрации. Сегодня, 25 апреля, уже был глубокий вечер, а он в пустой аудитории выводил на кумаче первые буквы длинной фразы:

"Да здравствует великий друг и учитель советской молодёжи товарищ Сталин!"

Неожиданно громко хлопнула дверь. В аудитории раздался низкий бас Рябининой:

– Ага, вот ты где спрятался, товарищ Мальцев! Здравствуй, товарищ Мальцев!

– Здравствуй, товарищ Рябинина! – не поворачиваясь, ответил Александр.

– Товарищ Мальцев, есть решение прикрепить тебя к одному отстающему студенту! – торжественно объявила комсорг.

– Чьё решение? – спросил юноша, не поворачиваясь и продолжая писать.

– Комитета комсомола факультета!

У Мальцева от злости потемнело в глазах. Он резко повернулся: перед ним стояла в своей кожаной куртке Рябинина и сверху вниз смотрела на него. Ведь она на целую голову была выше Александра, да в плечах пошире.

– Послушай, товарищ Клара, я недавно закончил стенгазету. Теперь вот должен срочно написать два лозунга к первомайской демонстрации. Я в этом месяце домой прихожу на три часа. А сколько я сплю? Ты знаешь? – выпалил он гневную тираду.

– Мальцев, хватит жаловаться! Комсомолец, строитель нового общества вообще не должен спать! Он должен созидать! – с наглой уверенностью заявила Рябинина.

– Вот дура! Стоеросовая дура! Беспробудная дура! – возмутился в душе Александр.

У него вдруг появилось желание схватить банку с краской и запустить со всей силой в её хамское лицо. Неожиданно в голове Мальцева промелькнула мысль:

– А зачем вообще отказываться? Ведь я хочу в будущем быть профессором. Читать лекции, иметь учеников и последователей… Да мне сейчас даже просто необходимо попробовать себя в роли педагога!

– Ладно, я согласен. Только с кем? – уже миролюбиво спросил Саша.

– С Егором Ивушкиным.

– А почему именно с ним? – удивился он.

– Он сам попросил. Хочет заниматься только с тобой, – пожала плечами Рябинина.

– Хорошо, я с превеликим удовольствием буду с ним заниматься! – ехидно ответил Александр.

– Я в тебе, товарищ Мальцев, никогда не сомневалась! – громогласно объявила комсорг и, громко топая, вышла из аудитории.

На следующее утро, ещё до начала занятий, Александр встретился с Ивушкиным. Егор был крепышом среднего роста, с волосами цвета спелой пшеницы и голубыми глазами. Его отец занимал какую‑то очень высокую должность в правительстве Чувашской АССР.

Ивушкин учился хорошо по всем предметам, кроме испанского языка. Во время зимней сессии Егор с трудом сдал его на удовлетворительно. А сейчас было очевидно, что его вообще не допустят к сдаче испанского языка. У него не было выполнено ни одной контрольной работ и не сдано ни одного зачёта.

– Егор, скажи мне честно: ты зачем к Рябининой обратился? Мог же сам ко мне подойти. Ведь я всегда всем помогаю!

– Я знаю, Саня. Но мне надо, чтобы ты мне ни один раз помог, а занимался каждый день, – покраснев, объяснил смутившийся Ивушкин. И добавил:

– Саня, я с тобой заниматься буду, когда тебе удобно и где удобно.

– Хорошо, Егор. Давай сегодня после лекций встретимся в 405 аудитории. Я там буду транспарант писать, и ты тоже подходи!