Чемпион флота - Георгий Свиридов Страница 10

Ознакомившись с приказом Ставки, адмирал внутренне улыбнулся: нового начальства не прислали, а с Петровым он уже сработался.

Как и в прошлом веке, так и сейчас всю тяжесть ответственности по защите Севастополя с суши взвалили на себя моряки. Восемьдесят лет назад, в тяжелые дни Крымской войны, когда в сентябре 1854 года главную базу русского флота осадили значительно превосходящие по силам англо-французские войска, оборону Севастополя возглавили русские флотоводцы — начальник штаба Черноморского флота вице-адмирал Владимир Алексеевич Корнилов и командующий эскадрой адмирал Павел Степанович Нахимов. И спустя почти век в суровые дни осени 1941 года по приказу Ставки руководство обороной возглавил адмирал Филипп Сергеевич Октябрьский. И он спас Черноморский флот, увел от нависшей над ним смертельной опасности.

Да, флот спасти удалось, и он еще проявит себя в ближайшее же время, в этом даже враги не сомневались.

А удастся ли удержать Севастополь?

Приказом Сталина на плечи адмирала была возложена государственная ответственность за судьбу Севастополя. К привычным морским, флотским обязанностям приплюсовывались новые, малознакомые, непривычные, но еще более весомые, важные и значимые… Октябрьский понимал и с грустью чувствовал сердцем моряка, что в сложившейся обстановке, как это было уже в прошлом веке, судьба Севастополя решится не в морских баталиях (хотя и они будут!), а главным образом здесь — на берегу.

2

Алексей быстро шел на поправку.

Молодой организм властно заявлял о неистребимой жажде к жизни и уверенно проявлял тайное свойство восстанавливаться, уходить от смерти. Томительная слабость в теле, от которой Громов терял власть над собой и боялся умереть, ослабевала и отступала, уступая место радостному осознанию победы над самим собой, над своей беспомощностью.

Сначала он лежал пластом, и это лежание было вынуждено приятным. Алексей с замиранием сердца боялся даже чуть шевельнуться, поскольку тут же его насквозь пронизывала боль. Она врывалась и доставала до самых печенок, и Алексей только открытыми глазами видел мир вокруг себя, находя в том успокоение и утешение. Да сквозь боль он слышал звуки и голоса и по этим голосам понимал, что в больничной палате военного госпиталя пребывает не один, что рядом находятся и другие, тоже пораненные в боях, что каждый из них пробивается к жизни через боль заживающих ран. Каждый в одиночку боролся со своей болью, стараясь одолеть ее и выгнать из своего израненного тела, кто стоном, кто скрипом зубов, а кто и бесстыдно матерными словами грубого ругательства.

Большую часть времени Громов пребывал во сне или дремал, а его тренированное молодое тело работало беспрерывно, рьяно, круглые сутки и самостоятельно, своими силами совершало капитальный восстановительный ремонт, замещая раненые детали организма новыми, возрождая утраченное, сращивая поврежденное. А в голове его, заглушая боль тела, непрерывно шел поток мыслей о будущей жизни. Алексей сердцем воспринял обнадеживающие слова Арнольда Борисовича, лечащего врача, появление которого чувствовал по шедшему от него запаху табака:

— Главное то, что кость у тебя быстро срастается! — сказал врач моряку, словно сообщал важную новость, которая была известна только ему одному. — А мясо нарастет.

Как наращивается мясо на костях, Алексей знал по многолетнему опыту боксерской жизни. Мясо — это мышцы. Они служат живой пружиной для костей тела. Мышцы дают им силу и сами растут благодаря тренировкам. Тренировки — это движения. Простые движения и сложные, да еще с нагрузками. Основа основ физической культуры. Тут и ежику ясно.

Про ежика, которому все ясно, любил упоминать тренер, его первый тренер, показывая простейший боксерский прием атаки или защиты. Простейшие приемы — это азбука боксерской науки. Азбука — это буквы, из которых складывают слова и целые предложения. Так и в боксерской науке простейшие приемы атаки и защиты являются основой многоходовых комбинаций, которые свидетельствуют о классе мастерства. Ежику, конечно, была понятна вся эта простая премудрость, состоящая из ударов и защиты от них, но, чтобы освоить ее, требовалось и усердие, и терпение, и настойчивость, пропитанные потом тренировочных занятий.

Алексей мысленно улыбнулся, вспомнив своего тренера Кирилла Бертольдовича, которого за глаза именовали кратко Кир-Бором, и его любимую поговорку про ежика, которому все ясно. Теперь ему самому было ясно, что надо все начинать сначала. Именно с самого начала, с самого простого в его теперешнем лежачем положении. Нужно восстанавливать себя для дальнейшего пути по земной жизни. Как и тогда, в те теперь уже далекие мальчишеские годы, когда в Феодосии в небольшом спортивном зале Клуба моряков торгового порта он вместе другими городскими пацанами под присмотром тренера, набивая шишки и синяки, старательно осваивал простейшие приемы — азбуку боксерской науки.

Все повторяется, и жизнь пошла по новому кругу. Только нет рядом Кирилла Бертольдовича с морской фамилией Шлюпкин, придирчивого и дотошного Кир-Бора, заставлявшего повторять специальные гимнастические упражнение, особенно каждую защиту от удара, бесконечное множество раз, пока не научишься выполнять этот прием автоматически, не думая, реагируя на удар быстро и четко.

— В боксе, что основное, что главнее всего? — спрашивал Кир-Бор и сам же отвечал: — Это уметь не получать удары, тут и ежику понятно!

А Алексей получил и очутился в нокдауне. Пришел в себя и, как говорят в такой ситуации боксеры, быстро «очухался». Теперь надо подниматься и выкарабкиваться, набираться сил. Все придется делать самому. Без подсказки тренера. Начинать с самого начала. С простейших движений. Не боксерских гимнастических упражнений, а именно движений. Движений в положении, говоря спортивным языком, лежа на кровати.

Громов с закрытыми глазами, мысленным взором и не спеша, сантиметр за сантиметром обследовал, как бы ощупывая всего себя, все свое тело от макушки до кончиков пальцев на ногах и с радостным чувством удостоверился в главном: все на месте! А в здоровых частях тела мышцы слушаются, выполняют посланные приказания, они привычно напрягаются и расслабляются. Конечно, за исключением тех мест, где имелись ранения. В этих местах от попытки самого легкого напряжения мышц мгновенно яркой вспышкой возникала острая жгучая боль, пронизывающая с ног до головы, заставляющая стискивать зубы, стирающая из сознания всякие помыслы о повторном вторжении в область ранения. Но Алексей был не из тех, кто теряется перед трудностями.

Отлежавшись, отдышавшись, он мысленно, исходя из своих возможностей — где мог только напрягать мышцы, где может уже пошевелиться, а где и двигаться, — составил план и последовательность исполнения гимнастических упражнений на первичный период постельных тренировок. Он так в своих мыслях и зафиксировал: «первичный период постельных тренировок». А что иное можно было придумать в его положении? Алексей понимал, что одного желания, даже очень сильного желания, мало. Чтобы поскорее подняться, выздороветь, вернуться к активному участию в жизни, необходимо еще и приложить усилия.

А тренировки его не страшили. Дело для боксера привычное. Надо так надо и никаких вопросов, как принято у матросов. Эту обнадеживающую присказку, от которой веяло молодецкой силой, удалью и уверенностью, Алексей услышал от старого боцмана, она запала в его душу. В трудные минуты, перед лицом опасности, когда надо рисковать, Громов повторял ее, подбадривая сам себя. Он верил в себя, в свои силы, в свой будущий успех. Молодость живет будущим, переполненная жизненной силой и радостью сердца.