Последнее Евангелие - Дэвид Гиббинс

24 августа 79 года.

Старик, прихрамывая, подошел к краю пропасти и чуть было не упал. Вольноотпущенник вовремя схватил его. На небе висела полная луна. Красная луна. Клубы пара, напоминающие кратер, словно языки пламени Вулкана, бога огня, прорывались сквозь тонкую земную кору, отделяющую мир живых от мира мертвых. Старик глянул вниз. В лицо тут же ударила волна тепла. На губах появился характерный привкус серы. Сколько раз искушение подступало так же близко! Но он всегда мог совладать с ним. Старик вспомнил слова Вергилия. Направляясь сюда, он миновал могилу поэта. «Facilis descensus Averno». «Легко опуститься в преисподнюю». Трудно выбраться…

Старик, отвернувшись, накинул капюшон, чтобы спрятать лицо. По другую сторону залива едва виднелся темный конус Везувия. Геркуланум и Помпеи мерцали, будто оружие часового. Угрюмые очертания Везувия вселяли ужас такими ночами, когда земля содрогалась, пары серы заполонили все вокруг, а птицы, подлетевшие слишком близко к кратеру, падали замертво. Как всегда, не обошлось без предвестников конца света — шарлатанов и просто сумасшедших, которые до поры до времени прячутся в тени, но готовы в любой момент наброситься на легковерных зевак, собравшихся на краю пропасти. Вот и один из них — грек с взъерошенными волосами. Весь взмыленный, он неожиданно появился из-за жертвенника, в мольбе простирая к небесам руки. Он бормотал что-то о страшной чуме, о том, что Рим сгорит, небо обрушится на землю кровавым дождем и огонь, вырвавшийся из чрева земного, сожрет все подножие Везувия. Вольноотпущенник грубо оттолкнул нищего, а старик раздраженно выругался себе под нос. Здесь не место прорицателям. И так всем понятна воля богов.

Вскоре старик с вольноотпущенником проскользнули в трещину в скале, известную только хромым и проклятым. Впервые старика привели сюда восемьдесят лет назад совсем еще мальчиком, но он до сих пор помнил то состояние страха. Как он стоял, дрожа и плача. Голова беспомощно тряслась, не слушаясь его. Лекарства от болезни не было. В пещере мальчику облегчили боль, утешили, придали сил. Теперь он должен был выстоять перед теми, кто не хотел, чтобы он вновь появился в Риме. И все же старик до сих пор не избавился от страха. Собирая волю в кулак, он прошептал: «Тиберий Клавдий Друз Нерон Германик, не забывай, кто ты! Не забывай, зачем ты здесь!»

Они спускались медленно. Старик волочил больную ногу, тяжело положив руки на плечи вольноотпущеннику, который шел впереди. В расщелине над головой почти всегда можно было увидеть небо, но сегодня вырезанные в скале ступеньки утопали в клубах пара. В темных углах горели факелы. То здесь, то там снаружи проникал оранжевый свет. Они подошли к большому выступу над дном кратера. Пары словно плыли над скалистым дном. Невидимый яд испускаемых газов мог отравить любого. Где-то здесь, должно быть, вход в подземное царство Гадес, огненная рана, прорезавшая скалу, окруженная обуглившимися скелетами несчастных, которые не сумели дойти до Элизиума. На секунду старик задержал взгляд на красных, словно крысиные глаза, трещинах в скале. Лава проникла сюда и затвердела на дне кратера причудливыми формами, похожими на гигантские руки, ноги и туловища. Старик вздрогнул, снова вспомнив слова Вергилия. Казалось, те, кто выбрал бессмертие, оставшись здесь, вдруг решили возродиться гигантами, титанами и богами. Но нет… Они обречены вечно пребывать в зачаточной многогранной форме, подобно Протею. В форме, которую природа начала творить, однако вряд ли когда-нибудь завершит. Старик остановился.

Окаменевшая лава исчезла в парах, словно сон в наступлением утра. Путники двинулись дальше. Старик, тяжело дыша, с трудом поспевал за вольноотпущенником. Глаза то и дело застилала пелена, взор туманился, впрочем, это часто в последнее время с ним случалось. Старик остановился и, зажмурившись, потер глаза. Впереди показалась мощеная дорога — тропа, окутанная желтым саваном дыма, поднимающегося из отверстий в земле. По обеим сторонам дороги вздувались лужи кипящей грязи. Говорят, это души мучеников тщетно рвутся наружу из чистилища. Шипящий газ — их дыхание, словно соки разлагающиеся в общих могилах трупов. Старик вспомнил, как командир легиона подвел его однажды к яме, в которою сбросили убитых бриттов. Тела будто двигались под землей, хотя прошло несколько недель после битвы. Его еще тогда затошнило. Старик поморщился и вновь поспешил за вольноотпущенником мимо фумарол ^[3] в темноту.