Тарзан торжествующий - Эдгар Берроуз

Знаете, что я вам скажу? Первый граф Уимси никакого отношения к нашей истории не имеет, поэтому нас, разумеется, не заинтересует тот любопытный факт, что он снискал симпатии народа в своем графстве благодаря небольшому подарочку: нескольким бочонкам дрянного виски, которые он преподнес находящейся у власти либеральной партии.

Я ведь историк, а не предсказатель, поэтому не могу знать о том, встретимся ли мы с графом или нет.

Но если нас не интересует сам граф, то этого никак не скажешь о его красавице-дочери — леди Барбаре Коллис.

Стоявшее высоко в небе африканское солнце спряталось за плотным занавесом облаков. Они укутали высокие пики загадочной, недоступной горной цепи Гензи, с неодобрением смотревшей на крошечные, неизвестные исследователям долины.

Над этой малоизученной местностью из самой глубины кучевых облаков слышался странный, жуткий гул, напоминавший жужжание гигантских шмелей.

Временами гул усиливался, становясь нестерпимым, затем снова стихал, становясь чуть слышным. И вновь он возникал, чтобы опять исчезнуть.

Так и носился этот громоподобный вой кругами над землей, невидимый и устрашающий.

Леди Барбара Коллис была встревожена: кончалось горючее. В самый неподходящий момент у нее отказал компас, и сейчас она летела вслепую, выискивая просвет в плотной стене облаков. Ей казалось, что время остановилось.

Она знала, что должна пролететь над высокой горной цепью и поэтому старалась держаться как можно выше, но сейчас стало понятно, что подняться над облаками ей не удастся. Было полным бредом стараться преодолеть непреодолимое, вместо того, чтобы повернуть назад и отложить беспосадочный перелет: Каир — Кейптаун.

Глупо!

Около часа назад леди Барбара позволила себе немного расслабиться. Она бездумно управляла машиной и сейчас пожинала плоды собственной неосторожности. Она глубоко сожалела о содеянном, но было уже поздно. Ей следовало более тщательно продумать все детали полета перед стартом, а не растрачивать время попусту, на бессмысленные перепалки.

Хотя нельзя было сказать, что страх возобладал над ее рассудком.

Леди Барбара была человеком острого ума, и она прекрасно видела всю отчаянность собственного положения. Продираться сквозь облака на неизвестном континенте — безрассудство. Когда очертания гранитного откоса проявились возле левого крыла, она собрала мужество в кулак, затаила дыхание, и стала круто набирать высоту, пока альтиметр не показал, что самолет летит намного выше любой, известной вершины Африки.

Взвиваясь свечой в белесое небо, она и не подозревала, что находится всего лишь в нескольких милях от страшной опасности. Женщина не могла видеть за завесой воды, липнущей к стеклам, скрывающуюся бездну. Положение стало практически безнадежным. Горючее кончалось. Но пытаться опуститься ниже облаков было нельзя, так как леди Барбара прекрасно знала, что находится среди горных пиков.

И тогда она приняла единственно возможное решение. Среди холодных вязких облаков, одна, над незнакомым континентом, леди Барбара Коллис прочитала молитву и выбросилась с парашютом. Перед тем как дернуть за кольцо, она педантично сосчитала до десяти.

В этот самый момент невидимая Судьба протянула руку, соединяя нити, чтобы выткать еще один фрагмент своего полотна — полотна жизни…

…Кабарига, вождь племени бенгало, жившего в нескольких изнурительных переходах к югу от горы Гензи, стоял на коленях перед Тарзаном.

В столице одного европейского государства Леон Стабух вошел в кабинет президента.

А даже не подозревавший о существовании черного вождя Кабариги, Леона Стабуха или Барбары Коллис профессор геологии Шериданской военной академии Лафайэт Смит сел на корабль, отплывающий из Нью-Йорка.

Мистер Смит, сдержанный, скромный молодой человек, выглядевший, как и подобает ученому его ранга, носящий очки в роговой оправе, которые надевал не потому, что плохо видел, а считая, что они придают его облику некоторую солидность. То, что в очки вставлены стекла без диоптрий, было известно только оптику и ему самому.

Окончив колледж в семнадцать лет, молодой человек поступил в аспирантуру и целых четыре года добивался ученых степеней, полагая, что за это время на его лице проявится печать зрелости.

Но, к его ужасному разочарованию, и в двадцать один год он ничем не отличался по виду от семнадцатилетнего юнца.

Лэйф Смит имел шанс осуществить свои честолюбивые замыслы, стать профессором геологии и доцентом одного из крупнейших американских университетов, потому что обладал сплавом прекрасного душевного и физического здоровья. Его память и острота ума были феноменальны, а телосложение — идеально. Он изо всех сил старался произвести надлежащее впечатление на ученый совет колледжа, но все было напрасным. Тогда Смит отрастил бакенбарды, но и здесь результат оказался ничтожным. Вот тут-то ему и пришла в голову мысль надеть очки. К тому же он пошел преподавать в школу, отказавшись от университетской карьеры.