Чем социализм лучше капитализма - Анатолий Вассерман Страница 16

Чисто коммерческая деятельность государства тоже вряд ли устранима. Так, интервенции на зерновом рынке - едва ли не единственный способ стабилизации его конъюнктуры на фоне естественных природных колебаний урожайности: любой коммерческий субъект старается использовать неустойчивость в своих интересах, и мировой опыт давно доказал недостаточность фьючерсных контрактов для снятия раскачки - не говоря уж о выравнивании - столь масштабного рынка, как продовольственный. Да и по многим иным видам сырья соображения в пользу государственной собственности на недра ничуть не менее почтенны, нежели в пользу частного владения полезными ископаемыми.

Но допустим, мы - то ли ради чистоты теории, то ли в надежде на экономические выгоды ничем не ограниченной конкуренции - ухитримся действительно искоренить всякое государственное вмешательство в экономическую жизнь. Правда, для этого придётся скорее всего вовсе отказаться от государства. Ведь экономика неотделима от всех прочих сторон жизни.

Скажем, библиотеки и филармонии посягают на священное право перекупщиков рукописей получать сверхприбыль от продажи каждого экземпляра книги и звукозаписи отдельному владельцу (а в идеале - даже от каждого отдельного прочтения и прослушивания). Значит, государственное финансирование этих очагов культуры ущемляет интересы сих почтенных хозяйствующих субъектов и должно быть прекращено ради незапятнанности либертарианской святыни.

Подобные мелочи мало беспокоят квалифицированных теоретиков - например, гениев австрийской экономической школы. Закроем музеи. Сделаем платным (в крайнем случае - через механизм долгосрочных кредитов, уже используемый на Западе) всё образование. Передадим полицейские функции частным агентствам: в Соединённых Государствах Америки даже государственные полиции разделены между местными властями - от субъекта федерации до городского района - и весьма неохотно делятся информацией о преступлениях и преступниках (хоть между собой, хоть с Федеральным бюро расследований), так что там от введения коммерческой тайны в сфере охраны правопорядка мало что изменится. Заведём наёмную армию (очень удобную в агрессии против заведомо слабого соседа, но для обороны заведомо непригодную). Заменим пенсионное и медицинское обеспечение, пожарный и санитарный надзор бдительностью и щедростью страховых компаний. Словом, приведём практику в соответствие с теорией. И посмотрим, как теория нас за это похвалит.

Впрочем, можно обойтись и без теории - ограничиться доступным опытом.

Легендарная российская семибанкирщина - следствие не только жесточайшего противостояния власти Бориса Николаевича Ельцина с оппозицией Геннадия Андреевича Зюганова, но и слабости власти самой по себе. Если бы Ельцин надеялся выиграть президентские выборы 1996-го без массированной поддержки средств массовой информации (или если бы эти средства не имели коммерчески выгодной возможности в 1995-м втаптывать его рейтинг ниже плинтуса), Чубайс не затеял бы передачу влиятельным бизнесменам крупных кусков государственной собственности на условиях, гарантирующих её изъятие в случае победы Зюганова, дабы новые владельцы подпёрли фигуру действующего президента всеми своими деньгами и журналистами.

Знаменитейший из семёрки - Михаил Борисович Ходорковский - в целом прав, утверждая: основная доля его экономии на налогах протекла через щели действовавшего закона. Но деликатно умалчивает: щели прорублены депутатами, взятыми на содержание им и его фирмой.

Более того, в преддверии парламентских выборов 2003-го Ходорковский скупал уже не отдельных политиков, а целые партии. Если бы его не арестовали на основании ещё уцелевшей части законов - в скором будущем никакое его деяние не было бы подсудным.

Михаил Борисович - далеко не первый покупатель законов. Так, в Соединённых Государствах Америки сразу после Гражданской войны 1861-5-го эта практика стала общепринятой и общеприемлемой нормой. И сопровождалась столь же безудержной, как у нас в 1990-е, монополизацией экономики. Что давало соответствующим бизнесам всё больше покупательной способности.

Американскую лавину остановили два ключевых закона - антимонопольный и о лоббировании. Первый закон изначально нацелен против профсоюзов, но президент (1901-9) Теодор Теодорович Рузвелт развернул его в сторону, противоположную намерениям авторов. Второй же требует от бизнеса и политиков публиковать все сведения о своих контактах, дабы избиратели сами решали, нужно ли им вновь голосовать бюллетенями за этих политиков и долларами за этот бизнес. Конечно, даже в этих рамках бизнес доселе контролирует основную часть американской политики. Но до беспредела 1890-х там уже далеко.

В России закон о лоббировании, разработанный по американскому образцу, заблокирован прежде всего усилиями всё того же Ходорковского - и получил через коммерческие СМИ такую репутацию, что и по сей день никто не рискует компрометировать себя внесением в парламент новой его версии. Лично я бы уже за одно это отдал под суд и Михаила Борисовича, и многих журналистов, выступивших тогда по его указке.

Поборники Ходорковского несомненно правы, указывая: он вовсе не уникален - его коллеги в ту эпоху творили практически то же самое. О нём я пишу подробно просто потому, что именно его дела исследованы судом, а решения суда в свою очередь подробно разобраны специалистами.

И его пример, и вся отечественная и мировая практика неукоснительно показывают: как только власть уходит из бизнеса, он сам становится властью. И как правило, заметно более диктаторской. А потому в интересах рядовых граждан - включая мелкий и средний бизнес, чьи представители не могут в одиночку покупать целые партии, - не слабая или изолированная от экономики власть, а равномощная крупному бизнесу и умеющая ему противостоять. Чтобы эти две главные силы, формирующие структуру общества в целом, взаимно удерживали друг друга от прогулок по нашим головам.

© 2010.01.14. Впервые опубликовано в «Бизнес-журнале»