Якса. Бес идет за мной - Яцек Комуда Страница 9

По гвардии и слугам Горана прошла дрожь. Едва заметно затрепетали ладони, сжимающие бунчуки и древки; склонились головы, сжались рты, закусились губы. Кабланы… Кабланы. Слово – как змеиное шипение – жуткое, жестокое, неведомое…

Свист и удары нагаек вырвали хунгуров из забытья. Гвардейцы Тоорула уже сошли с лошадей и теперь гнали слуг прочь, бегом; к последнему труду и делам во имя нового кагана.

* * *

Удар полка Младшей Лендии настиг орду, что слала стрелу за стрелой в левый фланг сражающихся посреди поля рыцарей. Увидев атакующую лаву бронированных всадников, роты, ощетинившиеся остриями копий и рогатин под склоненными вперед, трепещущими флагами, хунгуры огрызнулись нескладным залпом стрел. А потом начали разворачивать коньков и убегать, чтобы увеличить дистанцию с лендичами, получить пространство, а затем развернуться снова и послать врагам смертоносную тучу стрел.

Ничего не вышло! Рыцари Младшей Лендии летели на шренявитах – легчайших и быстрейших конях, скорых как птицы и при этом крепких словно кованое железо. Не дали разорвать дистанцию, не позволили отскочить. Ударили, будто железная лавина, в смешанные клубы орды.

Не все копья достигли цели. Лишь немногие треснули, сметая с седел серо-бурые фигуры в шкурах и кожаных шлемах; тех, кто не успел развернуться. Некоторые с запозданием ударили в спины убегающих хунгуров. Те, что остались целы, рыцари бросали на землю: копья слабо пригождались для атаки на убегающего противника.

– Дружица! Бзура! Межба-а-а! Буйно!

– Бей-убивай!

– Стоя-а-ать! – крикнул Лазарь, задержав коня в тылах полка, под королевским знаменем. – Трубить «стой».

Никто не слушал голоса труб. Рыцарские крики смешались с громом копыт и лязгом клинков. Лендичи наступали хунгурам на пятки, были как взявшая разгон панцирная лавина: ломающая строй, бесформенная, распадающаяся на меньшие фрагменты, по мере того как кони переходили в галоп, каждый – свой, отличный от других.

Вдруг орда, убегавшая как всполошенная стая птиц, расступилась. По резкому свисту распалась на две половины – уходящие все дальше направо и налево.

Земские хоругви ворвались между ними и оказались в пустоте, летя по пестрой плоскости Рябого поля. По сторонам неудержимо росли рваные склоны холмов в конце долины – будто спины древних змиев, ощетинившиеся острыми гребнями скал…

Нарастающий топот! Пронзительный свист – страшный, убийственный, неожиданный! Это не был звук стрел, их перьев. Из яра, до того момента скрытого от взглядов рыцарей, им навстречу вылетела лава черных всадников, сидящих низко, склоненных в седлах. На головах их вместо шишаков и колпаков были островерхие капюшоны. По бокам их скакунов, у ремней, в ритме конского бега тарахтели привязанные кости и звериные продолговатые черепа. В руках же вместо оружия они держали набитые продолговатые мешки – странные, неясные шары, овальные, как зрелые арбузы…

Шли навстречу в полном галопе, хотя шеренги их были куда растянутей. Жутко посвистывая, они вырвались к сбившей строй группе рыцарства, подняли руки, вооруженные странными шарами и…

Когда от встречи с лендичами их отделяло всего тридцать или сорок шагов – бросили те шары во врагов.

– Убегайте! – поднялся вой. – Бегите!

– Уходите!

Град круглых снарядов пал на разогнавшихся всадников. Летели те снаряды будто безумные птахи: с воем и криками, что вонзались в уши, отбирали волю к бою и сопротивлению.

Это были головы! Серые, сморщенные, с темными и светлыми волосами, с косами и бритые. Но все – живые, воющие, кричащие, ударяющие воплями, будто нагайками!

Падая на людей, они не только кричали, но и кусались. Впивались в конские гривы и шеи, хватали за руки и поводья, облепляя оружный люд, словно большие круглые пиявки.

Лендичи остановили свой бег. Один, второй, третий – полетели с седел воины, покрытые пылью. Кони испуганно вставали на дыбы, били копытами, лягались; иной раз, дерганные за узду, падали назад, придавливая всадников, сея страх и панику.

Безумие ужаса овладело сбившимися рядами рыцарства. Никто не хотел сражаться, никто не был в силах противостоять этой жути, не мог вынести воя обезумевших останков, которые летели, как насекомые, впивались в лошадей и людей, словно черви.

Никто ранее не видывал ничего подобного.

– Езжай к Мирче! – прохрипел Лазарь оруженосцу. – Пусть ударит, поможет нам выйти целыми. Приказываю ему! Слышишь?!

Оруженосец кивнул, развернул легкого жеребчика почти на месте и – его уже и след простыл.

Лазарь достал меч, выпрямился на Турмане, который неспокойно вскидывал голову, крутился на месте.

– За мной! На подмогу!

Но помогать было нечем. На них вдруг словно повеяло грозою. Рыцари, оруженосцы, пахолки и стрельцы гнали густыми группами, топча все на своем пути. Что не свалили, то увлекали за собой.

Король почувствовал рывок, едва не свалился с седла, а конь под ним развернулся вместе с прочими бегущими.

– Место господину! Король! Король! – орали пахолки. Никто их не слушал. Но и бежать было некуда. Кони пошли медленнее, рыцарство отчаянно продиралось сквозь густеющий кордон врагов. Мечи звенели об окровавленные клинки, люди падали с лошадей, ревя, пробивались сквозь серо-коричневые волны воинов, чтобы закончить, упав нашпигованными стрелами, пробитыми, сброшенными с седел прямо на клинки.

– Господин, туда! – кричал второй оруженосец. Лазарь размахивал мечом, прекрасно понимая, что ничего не может сделать. Хунгуры были везде. Воздух прошивали стрелы, безошибочно находя щели в броне, втыкаясь в глаза, валя коней, сметая на землю оружных – так буря ломает тяжелые прогнившие дубы.

Он ощутил удар в спину – один, второй; потом Турман споткнулся и медленно, бесконечно медленно лег на землю, словно не желая навредить благородному всаднику.

Лазарь перекатился на бок; рядом с собой видел только хаос, море нечеловеческих круглых морд, остроконечных голов и колпаков, воздетых рук и клинков. Получал раз за разом, сам погрузил клинок меча в тело, защищенное кожаным панцирем, но вырвать меч не сумел. Его вдруг прижали, обездвижили, рванули вверх. Потом все происходило в ускоренном темпе, словно время понеслось как напуганный конь.

Последнее, что он видел, было поле битвы и далеко, за пылью сражения, неподвижно стоящие темные ряды воинов под синим стягом с черным вепрем, сжимающим в пасти кровавое сердце. Монтания… Мирча не сдвинулся с места, не помог ему, не атаковал. Предал!

Времени на раздумья не было. Его тянули, волокли, иногда проносили над трупами – крепкие, ловкие воины с нечеловеческими лицами, в одеждах без пуговиц, шапках и колпаках из серых стеганых шкур, в высоких сапогах с широкой подошвой и задранными носами.

Вдруг впереди открылся холм – мрачный, увенчанный огромным серо-фиолетовым стягом с жестоким крестом, сложенным из двух соприкасающихся полумесяцев.