Орден Последней Надежды. Книга 3. Французский дьявол - Андрей Родионов Страница 82

Две следующие недели я только и делал, что ел, спал и гулял, еще через неделю начал совершать короткие конные прогулки, день ото дня они становились все длиннее. Тогда же я попросил и получил оружие: меч и привычные мне метательные ножи. Когда же я счел, что достаточно уже окреп, то попросту не вернулся. С кривой ухмылкой я вспоминал обещания Кёра о непременном моем помиловании, едва лишь я сотворю чудо и справлюсь с врагами Франции.

Да пошли вы к черту вместе с подаренным мне поместьем в Нормандии, да и мои дворянские права засуньте куда поглубже! Так далеко, чтобы лишь опытный проктолог смог разглядеть. Ничего мне от вас не надо, и делать я для вас ничего не собираюсь!

В кошеле позвякивали полсотни золотых монет, позаимствованных у Жака Кёра, путь же мой лежал в славный город Руан, где английские прихвостни два месяца назад сожгли одну юную девушку.

Низкое небо затянуто тучами, второй день подряд не переставая моросит холодный дождь, улицы вечернего Руана словно вымерли. Я медленно бреду вперед, старательно огибая глубокие лужи и кучи гниющего мусора, край рясы заботливо придерживаю. Ненавижу, когда одежда пачкается всякой дрянью. Мне не требуется факел или лампа, я и так прекрасно вижу в темноте, спасибо бывшему наставнику за год, проведенный в подземном каменном мешке. А еще, как говорится в одном детском стишке, «теперь я нюхаю и слышу хорошо».

Нужный мне дом стоит в самом конце улицы Кожевенников, позади него находится небольшой пустырь, по колено заваленный мусором. Я громко стучу, затем еще и еще раз. Скрипят половицы, входная дверь с силой распахивается, в мой живот упирается арбалет. Я поднимаю глаза от острого наконечника стрелы, давящего мне прямо в солнечное сплетение, на широкоплечего детину с опухшим лицом, владельца арбалета. Когда мой кроткий взгляд встречается с его глазами, налитыми кровью, я приятственно улыбаюсь.

— Кого там принес нечистый? — рявкает он басом. Изо рта моего собеседника воняет едким запахом какого-то пойла и гнилыми зубами, в густой бороде полно крошек, волосы не чесаны, грязная одежда благоухает застарелым потом.

Незаметно поморщившись, я елейно говорю:

— Я мирный служитель Господа нашего, брат Робер. А вы, если не ошибаюсь, городской палач Руана, мэтр Фуго?

Отпихнув меня в сторону крепким плечом, палач выглядывает наружу и, не обнаружив там никого живого, успокаивается.

— Проходите, святой отец, — говорит он. Короткий коридор тут же переходит в небольшую комнату, обставленную без изысков: обеденный стол, три стула с деревянными спинками и комод. Судя по обилию пустых кувшинов и полному отсутствию закуски, палач в запое. Мэтр Фуго молча наполняет два деревянных кубка, один пихает ко мне, второй осушает одним глотком. Я подношу было кубок к губам, но тут же отставляю его в сторону. Пить подобное барахло может только горький пьяница.

— Ну, чего надо? — переходит к делу палач.

— Я послан храмом Святой Екатерины, что в Фьербуа, — признаюсь я. — Братию интересует, правда ли, что это вы сожгли ведьму Жанну? И хотелось бы из первых уст узнать, присутствовали ли при казни черти, хохотали ли они, утаскивая заблудшую душу в ад, ну, вы понимаете?

Палач вновь наливает себе кубок, на сей раз позабыв про гостя. Выпив, он коротко приказывает:

— Выметайся вон.

— Как это? — хмурю я брови.

— А так! — гневно заявляет палач, а затем вскакивает и, потрясая перед моим лицом литыми кулаками, кричит: — Мне стыдно, понимаешь? Я ночей не сплю, вспоминаю, как она умирала. Я даже в церковь каждое воскресенье стал ходить, а на деньги, что мне заплатили за казнь Девы, купил книгу с молитвами! — Мэтр Фуго машет рукой куда-то за спину, в голосе его крепнет негодование. — А вы все ходите, все расспрашиваете!

Палач крепко хватает меня за грудки и быстро шепчет, брызжа слюной:

— Это все ошибка, понимаешь? Никакая она не ведьма! — Лицо его темно, в глазах страх и раскаяние, толстые губы дрожат. — Дева так страшно кричала, а когда она наконец замолчала, из пламени костра вылетела белая голубка и полетела прочь.

Мэтр Фуго разжимает руки и, повернувшись ко мне спиной, глухо, еле слышно бормочет:

— Тогда-то я и понял, что это ошибка. Ошибка! Проклятая чертова ошибка! Она и в самом деле была святой, а я — проклят!

Вот и развеялась последняя надежда на то, что каким-то чудом Жанне удалось остаться в живых. В мое время существовала легенда, будто бы Орлеанской Деве удалось спастись, и она вновь воевала против англичан. Увы, это оказалось всего лишь сказкой, уж палачу-то виднее, кого он казнил на самом деле! Я бесшумно встаю, голос мой холоден как лед:

— Вижу, ты раскаиваешься, братец Фуго.

— Да! — стонет тот, закрыв лицо руками.

— Это хорошо, — рассудительно говорю я. — Тогда умри без мучений, сволочь!

Два быстрых шага, точный удар в висок, и я укладываю бесчувственное тело на пол. В сундуке, стоящем в углу, отыскивается подходящая веревка, уже с петлей, все как полагается. А что еще, спрашивается, взять с работы палачу? Я перекидываю веревку через стропила и с натугой приподнимаю тело. Когда разжимаю руки, палач на мгновение приходит в себя, но бьется в петле недолго и вскоре замирает. Я опрокидываю табурет, нахожу купленный им требник и кладу его прямо на стол.

— Похоже, тебя замучили угрызения совести, дружок, — говорю я на прощание. — Желаю вечно гореть в аду! — затем я выхожу, аккуратно притворяя за собой дверь.

А что, не самая плохая эпитафия, как вы считаете? Жаль, что я не могу разделаться с обоими подручными мэтра Фуго, боюсь, эпидемия смертей, разразившаяся в одном маленьком коллективе, может вызвать подозрения. Но ничего, со временем дойдет очередь и до них!

До своей гостиницы я добрался в облике обнищавшего дворянина, рясу выбрасывать не стал, аккуратно уложил в седельную сумку. Жизнь — штука сложная, кто знает, когда ряса вновь мне пригодится? В комнате я не раздеваясь рухнул на кровать, та жалобно заскрипела. До самого утра я лежал без сна, вспоминая Жанну, а в ушах все звучал предсмертный хрип мэтра Фуго.

Не верьте тем, кто заявляет, будто палач вовсе не виновен в том, что творит, он, мол, просто орудие. Сущие глупости, право слово, и мне непонятно, как взрослые люди могут их повторять! В очень старом анекдоте говорится, что теоретиков у нас много, а вот исполнителей не хватает. Брезгуют нормальные люди убивать, вот и находятся всякие подлецы, казнящие за деньги! Так что мало ли кто приговорил, первым должен ответить тот, кто исполнил!

Но, странная вещь, воздав палачу по заслугам, я не почувствовал облегчения. Да, я все сделал правильно, по старому закону, когда зуб за зуб, а жизнь за жизнь. И тем не менее…

Порозовели верхушки деревьев, требовательно замычали коровы, исполнил арию петух, и лишь тогда я ощутил, как медленно спадает напряжение, а веки наливаются тяжестью. Громко затопали слуги, загрохотали рассыпанные дрова, с улицы донеслись пронзительные голоса торговцев всякой мелочью, и я наконец-то провалился в сон. Что снилось, не помню, хоть убей, но к полудню я проснулся с твердым ощущением, что мне все встало поперек горла. Во Франции, Англии и Баварии я объявлен вне закона, потерял любимую девушку и работу, в которой преуспевал. До самого вечера я сидел, тупо уставившись в стену, и лишь когда понял, что мысли в сотый раз скользят по одному и тому же кругу, резко встал.