Государево дело - Иван Оченков Страница 8

Иными словами, Катарина Карловна вместе со своими приближенными продолжает носить европейские платья, вызывая тем самым нездоровое брожение в обществе. И если пожилые боярыни упорно продолжают держаться старины, то у более молодых особ прекрасного пола постепенно складывается на этот счет другое мнение. Как-то сразу немодно стало наносить на лицо толстый слой румян и белил, чернить зубы и делать тому подобный «макияж». Летники и сарафаны стали более приталенными, а вместо сапожек ножки девушек все чаще украшают башмачки с пряжками.

Но самое «страшное» случилось, когда мы с Катариной Карловной показались народу во время парадного выезда. По зимнему времени она покрыла голову меховым капюшоном, под которым была довольно изящная шапочка из красного бархата, с небольшими полями, богато украшенная золотым шитьем. Я по своей мужской простоте не обратил на эту деталь никакого внимания, но вот среди женского населения столицы она произвела настоящий фурор, и теперь все желают носить такую же кику, как у царицы. Мужья и отцы прекрасных дам в панике, мастера шляпных дел завалены заказами, а у ревнителей старины лишний повод излить желчь.

Правда, на сей раз она одета более подобающе. Наглухо закрытое нижнее темно-бордовое платье без какого-либо декольте и открытых рук. Поверх него – чуть более светлое распашное со шнуровкой. И то и другое украшено по минимуму, в том смысле, что золотое шитье не везде, где только можно, а лишь местами, на корсаже и рукавах. Слава богу, в Швеции нет обычая носить огромные гофрированные блины воротников, как при австрийском и испанском дворах, потому плечи Катарины прикрыты тончайшим голландским кружевом. Волосы ее на сей раз под тонкой кисеей, а на голове герцогская корона.

Мое величество выглядит традиционно, то есть в длиннополом русском кафтане и шапке. Они, конечно, тоже украшены золотом и каменьями, но до настоящего парадного платна ^[11], в котором даже я, несмотря на привычку к доспехам, передвигаюсь с трудом, им далеко. Его я в последний раз надевал на торжественном молебне, посвященном победе над войском королевича Владислава, и с той поры оно вместе с шапкой Мономаха не покидало сокровищницы.

Посол, которого мы с Катариной осчастливили аудиенцией, – турецкий. В смысле османский. Ибо Турция сейчас называется Османской империей или Блистательной Портой. Пока что это одно из мощнейших государств, раскинувшееся на трех сторонах света и обладающее просто огромной армией и флотом. И то и другое, правда, несколько устарели, да и некогда самая передовая держава находится в затяжном кризисе, но все еще представляет собой смертельную опасность.

Собственно османские земли отделены от России другими государствами, так что даже формально соседями мы не являемся, и поводов для вражды у нас нет. Кроме одного. Крымское ханство. Это вассальное от турецкого султана разбойничье государство представляет собой одну сплошную головную боль. Подвластные хану татары, черкесы и ногаи постоянно устраивают набеги на южные рубежи Руси и Речи Посполитой. На последнюю чаще, поскольку та богаче и многолюднее, но и нами, многогрешными, также не брезгуют.

Пресечь это безобразие нет никакой возможности. Во-первых, добраться до ханства не так просто. Разделяющее нас огромное и засушливое Дикое поле очень неудобно для наступления регулярной армией. Там практически нет воды, фуража, продовольствия, а если все это везти с собой, то обоз растянется от Курска до самого Перекопа. Во-вторых, война с Крымом – это война с Османской империей, а этого нам уж совсем не надо. Хотя в этом случае дальность расстояний и трудности логистики будут уже нашим преимуществом. Времена, когда крымские татары угрожали Москве, давно миновали. В последний раз они это пытались сделать еще при Иване Грозном, и кончилось все их грандиозным разгромом при Молодях. С тех пор случаются только мелкие набеги, которые нам приходится терпеть. Пока.

Посол османского султана, как это ни странно, вовсе не турок и даже не мусульманин. Зовут его Томас, или на русский лад Фома, Кантакузен. Он грек, точнее фанариот, то есть житель Фанара. Судя по донесениям людей, побывавших в Стамбуле лет сто назад, самые богатые греческие торговцы стали претендовать на принадлежность к громким фамилиям древней Византии. Одни назвались Комниными, другие Палеологами, а дед Фомы – Михаил, имевший прозвище Шайтан-оглу ^[12], стал Кантакузеном. Трудно сказать, являлся ли он потомком басилевсов, но совершенно точно известно о его баснословном богатстве. Видимо, за это его и казнили при султане Мехмеде Третьем. Его сына Андроника тоже казнили, правда, позже, а вот внук преуспел на османской службе и теперь часто выполняет различные дипломатические поручения своего повелителя.

Прием прошел на высшем уровне, то есть мы с Катариной сидели, изображая из себя статуи, пока мои дьяки представляли мне посла, зачитывали грамоту, показывали дары юного султана Османа. Надо сказать, что повелитель правоверных не поскупился. Посол привез целый сундук с различными украшениями для меня и супруги, драгоценное оружие и доспехи и многое другое. Особенно мне понравился шлем с золоченой арабской надписью по кругу. На Руси такие называют иерихонками, а в Европе – восточными бургиньотами.

– Что значит эта надпись? – вполголоса спросила Катарина, заметив мой интерес.

Я в ответ только пожал плечами и собрался переадресовать вопрос Кантакузену, но посол меня опередил:

– Обрадуй правоверных обещанием помощи Аллаха и скорой победы, – перевел грек на немецкий, льстиво улыбаясь.

– Это из Корана? – проявила осведомленность царица.

– Да, моя госпожа.

– Я смотрю, ты понимаешь нашу речь?

– Не слишком хорошо, но понимаю.

– Прекрасно. Передайте нашу благодарность его султанскому величеству за столь щедрые дары. Мы довольны ими.

– И Кесем-султан не забудь поблагодарить, – криво усмехнувшись, добавил я по-русски.

Услышав меня, Фома приложил руку к сердцу и принялся отвешивать самые почтительные поклоны, какие только смог изобразить.

– Что ты сказал послу? – спросила Катарина, когда мы остались одни.

– Попросил поблагодарить мачеху султана.

– Мачеху?

– Да. Его мать умерла, когда Осман был еще младенцем, и его воспитала мачеха. Наверное, поэтому он еще не казнил своих братьев, как этого требуют их обычаи.

– Какой ужас. А что нам вообще известно о тамошних делах? Признаюсь, в Северной Европе о турках вообще мало что знают.

– Мы, в общем, тоже. В прошлом году я посылал посольство в Константинополь, да как на грех, пока они добирались, сначала умер Ахмед Первый, затем через три месяца свергли безумного Мустафу. Визири менялись как перчатки, янычары постоянно бунтовали. В общем, мои посланцы вернулись ни с чем, растратив все, что взяли с собой. Слава богу, хоть живые.